Легкие, средние и тяжелые пушки с ранних пор стали включаться в общую диспозицию осад и штурмов укрепленных пунктов. Первый поворотный момент в этом деле пришелся на 1370-1380 гг., второй – на начало XV в. С этого времени достаточно надежные данные позволяют представить, по крайней мере, интенсивность обстрела осаждаемых. Во время осады Маастрихта (24 ноября 1407 г. – 7 января 1408 г.) по городу было выпущено 1514 больших бомбардных ядер, т. е. по 30 ядер в день; в воскресенье 17 октября 1328 г., согласно «Дневнику осады», англичане выпустили по Орлеану 124 «каменных ядра из бомбард и пушек», некоторые массой до 116 фунтов; во время осады Ланьи в 1431 г. только за один день осажденные испытали бомбардировку 412 каменными ядрами; город Динан с 19 до 25 августа 1466 г. «принял» 502 ядра, и около 1200 раз по нему стреляли из серпантин. Родос при осаде в 1480 г. потерпел разрушения от 3500 ядер. Правда, результат обстрела не всегда был успешным; хроники говорят, иногда с удивлением, о почти полной безрезультатности некоторых бомбардировок; в других случаях сообщают о разрушенных зданиях, сожженных кварталах, больших пробоинах в стенах.
Одной из функций артиллерии была защита пионеров и саперов, когда они рыли траншеи, по которым атакующие могли бы добраться до рва и стен. В середине XV в. Жан де Бюэй рекомендовал в этом случае стрелять сначала из бомбард, а затем беспрерывно из средней и легкой артиллерии, и в это время начать штурм. Но поскольку артиллерия била только на очень небольшое расстояние, а значит, оказывалась в пределах досягаемости отрядов осажденных и огня их пушек, ее необходимо было охранять «большими дозорами» и защищать изгородями, фашинами, земляными валами, толстыми деревянными прикрытиями, подчас с подвижными амбразурами.
В самом конце Средневековья благодаря артиллерии стали возможны быстрые, неожиданные и успешные атаки. Такие атаки совершали французы с начала Итальянских войн. Некий флорентиец свидетельствует «Достигнув места, (французы) выпрягают лошадей, разворачивают пушки и начинают постепенно подкатывать их к стенам, до которых могут добраться в тот же день под защитой одних лишь повозок. По стене они бьют из тридцати или сорока орудий, быстро превращая ее в пыль. Французы говорят, что их артиллерия способна пробить брешь в стене толщиной в 8 футов. Хотя каждая брешь небольшого размера, но их много, поскольку ведут стрельбу, не останавливаясь ни на минуту ни днем, ни ночью»477. Такие эпизоды, как взятие замка и города Куси в 1487 г., подтверждают слова флорентийца. Позднее вторит ему и Филипп Клевский, который рекомендует устанавливать батареи пушек всего в тридцати или сорока шагах от рва и предлагает делать по сорок выстрелов в день, исходя из темпа стрельбы и количества орудий, можно быстро рассчитать, что за 24 часа (ведь канониры не прекращают работу даже ночью) по вражеской крепости может быть выпущена почти тысяча ядер.
Естественно, что пушки с самого начала стали использоваться и как средство обороны, а искусство фортификации, хоть и с некоторым запозданием, приспосабливалось к артиллерии. Каждый замок и каждый город стремились создать постоянный запас пушек, ядер, пороха, которые дополняли традиционное вооружение. В XV в. власти многих городов содержали одного или нескольких канониров, подобно тому, как они содержали мастера-строителя, часовых дел мастера, иногда врача или хирурга. Размеры артиллерийского арсенала зависели от богатства города, его стратегических интересов и степени предполагаемой опасности.
С середины XIV в. пушки, несомненно, небольшого калибра прочно заняли свое место в обороне замков рядом с арбалетами, камнеметами и другим оружием. Так, в замке Биуль в 1347 г., согласно распоряжению его сеньора Гуго де Кардайака, «ворота напротив площади», среди прочих, должны были защищаться следующим образом: «На первом этаже – два человека, чтобы стрелять из пушек большими каменными ядрами, на втором этаже – два человека, чтобы стрелять из двухфутового арбалета; далее, на стене – два арбалетчика и два человека для стрельбы каменными ядрами величиной с кулак». А в общем оборона замка предусматривала 22 пушки478.
Спустя целое столетие объектом обстоятельных инструкций стала оборона города Бург-ан-Бресс, которому угрожали войска Людовика XI. Предусматривалось, что заботами капитана города и синдика у каждых из шести ворот города на постоянном месте будут «размещены, поставлены на лафет и нацелены» по две средних пушки (veuglaire и serpentine). У каждой из них, таким образом, должны быть свои «бойница» и направление стрельбы, для чего необходимо было расчистить бульвары и равелины. Кроме того, у ворот намеревались поставить по две тяжелых железных кулеврины и по две латунных, на сей раз подвижных, кулеврины. В башнях предполагалось сделать бойницы по соседству с амбразурами для стрельбы из лука; кажется, некоторые башни приходилось засыпать землей до определенного уровня, «чтобы иметь возможность установить пушки и удобнее было из них стрелять»479.
В общем, большая часть артиллерии размещалась у ворот как наиболее уязвимых мест и на башнях, которые, следовательно, нужно было усилить480.
К мысли о бойницах у основания башен и куртин для стрельбы из пушек пришли, вероятно, не ранее конца XIV в. Одним из первых примеров является бойница в помещении опускной решетки Мон-Сен-Мишеля (сделана в 1393 г.)481. Позднее они стали обычным делом. В 1417 г. договор о реконструкции ворот замка Ламбаль предусматривал устройство пушечной амбразуры рядом с «бойницей для арбалетчиков»482. А вот как описывает в середине XV в. замок Ла Брюйер-Лобеспен в известном «Гербовнике» Гийом Ревель: «Перед его стенами – невысокое заграждение с многочисленными бойницами, коими могут пользоваться как лучники, так и пушкари, поскольку бойницы для этого расширены посредине и приобрели округлое отверстие»483. Согласно документу 1473 г., касающегося города Монтивилье, предусматривалось «пробить внизу стены от одной башни до другой бойницы, коих нет»484. В 1480 г. в Кодебеке, «чтобы укрепить оборону города и стены со стороны реки Сены», рассматривался вопрос о постройке двух больших башен средней высоты и толщины: одна, со стороны Танкарвиля, позволила бы вести огонь на юг – через Сену, на восток – вдоль стены до следующей башни, на запад – в сторону Танкарвиля и на север – до Гарфлерских ворот, из другой башни возле Руанских ворот следовало «бить» на запад – до первой башни и в других направлениях – до Руанских ворот и в сторону г. Ко. Предполагалось также сделать на уровне рва «воробьи», т. е. низкие укрытия для стрелков485.
Схожая система обороны была предложена еще в 1461 г. известным специалистом Франсуа де Сюрьенном в проекте фортификации Дижона. В соответствии с этом проектом предусматривались:
а) бойницы наверху и у основания стен Нижние бойницы расположены так, чтобы ядра летели на 3 фута выше бульваров перед рвом, а если края рвов слишком высоки, нужно проделать в них канавы «для наводки и стрельбы пушек»,
б) во рвах низкие башни, не выше 4 футов, округлые спереди и прямолинейные по бокам, отстоящие от стены на 5 м и имеющие спереди, слева и справа три «окна» для кулеврин и серпантин, эти башни, в коих следует видеть низкие укрытия, «воробьи», или, как будут говорить немного позднее, – капониры, расположены так, «чтобы можно было вести прицельную стрельбу из пушек вдоль рва и стен от одной башни до другой»486.
Поэтому Робер де Бальзак выразил известную идею, когда около 1500 г. рекомендовал «поставить во рву воробьев», дабы «в безопасности стрелять вдоль рва»487.
На протяжении долгого времени защитники крепости заботились, во-первых, об увеличении толщины стен (рекорд – стены построенного коннетаблем де Сен-Полем около 1470 г донжона замка Ам толщиной 11 м) и устройстве гласиса у их основания, а во-вторых, о размещении легкой артиллерии, чтобы не допустить возможного штурма. Об этом свидетельствуют, например, следующие распоряжения об укреплении Монтюэля в 1443 г. «А также решено сделать гласис вокруг холма, где стоит круглая башня, и устроить бойницы для пушек, чтобы башня и гласис полностью охраняли холм»488. Можно сказать, что и бульвар (это слово появилось во Франции в начале XV в.), представлявший собой выдвинутое вперед оборонительное сооружение главным образом перед воротами, заменившее прежний барбакан ( лат.propugnacula), вписывался в оборонительную систему. Если принять эту точку зрения, то можно сделать вывод, что сочинение Леона Баттиста Альберти «О строительном деле» (De re aedificatoria) (1440-1450 гг.) весьма традиционно в своих рекомендациях фланкирования и непременного мощного гласиса; то же впечатление производят «Трактат об архитектуре» Филарете (ок. 1460 г.) и соображения Роберто Вальтурио, когда он хвалит пологую форму вала и расположение бойниц крепости Сиджизмондо Малатесты в Римини489.
Но уже иначе обстояло дело с артиллерийскими башнями ( итал.torrioni), где на платформах неподвижно устанавливались пушки большого калибра; на самом деле эти башни должны были быть более приземистыми, поэтому появилась идея строить их не выше куртин, дабы облегчить передвижение пушек и обеспечение их припасами; кроме того, мерлоны и амбразуры были заменены бруствером. Возможно, что усовершенствование таких башен, расположенных по углам укреплений, привело к появлению бастиона. Само слово «бастион» – итальянского происхождения, оно встречается с конца XIV в. Сами бастионы появились гораздо позже, и благодаря отнюдь не Леонардо да Винчи и не Франческо ди Джорджо Мартини, а Джулиано де Сангалло (1445?-1516 гг.) (Борго Сан-Сеполькро, проект 1500 г., строительство 1502-1505 гг.; Неттуно, строительство 1501-1503 гг.; Ареццо, проект 1502 г., реализованный в 1503 г.)490. Если учесть, что в туже эпоху Неаполитанское королевство, с одной стороны, и Венеция и Ломбардия – с другой, оставались верны традиционным формам укреплений, то следует допустить, что бастион был местным изобретением Центральной Италии. Именно здесь, вероятно, появился настоящий бастион, т. е., согласно классическому определению, опоясанный или прикрытый стеной земляной массив, в плане треугольный, многоугольный или округлый, образующий мощные углы куртин.
Нельзя, однако, исключать того, что бастионы появились в результате трансформации не артиллерийских башен, а бульваров (или равелинов) и даже ложных валов. Бульвары Бонагиля, например, представляют собой прообраз бастиона, как и бульвары-платформы, пристроенные к замку Бреста между 1489 и 1499 г.491А круглое и массивное сооружение, возведенное в Меце в 1466 г. напротив Серпенуазских ворот, можно признать «бастионом до появления самого понятия»492. Одно из первых употреблений слова «бастион» во французском языке встречается в воспоминаниях Жана Молине об осаде Нейса в 1475 г. По поводу укреплений города Молине говорит о «большом и мощном бастионе, укрепленном траншеями», а также о «другом бастионе <...> удивительно искусно обложенном землей и песком <...>, с прекрасными бойницами и прочими грозными средствами защиты». Третья цитата ясно показывает, что речь идет о специально устроенных бульварах: Нейс, говорит Молине, имеет четыре главных въезда, и у ворот каждого из них имеется «большой, мощный и хорошо обороняемый бульвар в виде бастиона, снабженный всеми военными припасами, главным образом, для стрельбы из пушек»493.
Чтобы это выяснить, необходимы более глубокие исследования – в частности, смысла, появления и распространения технических терминов, а для этого следует детально изучить в масштабах всего Запада сохранившиеся укрепления, их изображения, а также дидактические трактаты, исторические рассказы и финансовые документы. Тогда, может быть, обнаружится, что примерно в одно и то же время в разных, подчас далеких друг от друга, странах нескольким анонимным мастерам, строителям, или известным архитекторам пришло на ум сделать из крепости не инертную, пассивную массу, а место динамичной обороны, которое обеспечивало возможность при удобном случае перейти к контратаке.
В заключение еще три замечания, позволяющие понять, какое место занимала артиллерия на исходе Средневековья494.
Прежде всего, новое оружие стало представлять угрозу для жизни воен-нокомандующих и капитанов. Один из первых примеров такой жертвы приводит Фруассар. Говоря об осаде Ипра в 1383 г., он пишет: «Пушечным выстрелом там был убит очень опытный англичанин, оруженосец Луи Лин»495. Упомянем далее Луи Павио, убитого при осаде Мелана (1423 г.), графа Солсбери – при осаде Орлеана (1428 г.), графа Арундела (1435 г.), Педро Кастильского (1438 г.), адмирала Прижана де Коэтиви и Тугдуаля Ле Буржуа при осаде Шербура (1450 г.), «доброго рыцаря мессира Жака де Ладена» (1453 г.). Танги дю Шателя (1477 г.), Байара (1524 г.) и Луи де ла Тремуйя (1525 г.). Даже князья и государи не были вне опасности: выстрел из аркебузы, убивший Танги дю Шателя, едва не унес жизнь Людовика XI; в 1465 г. во время сражений под Парижем два ядра французских пушек «попали в комнату, где обедал граф де Шароле, и убили трубача, несшего по лестнице блюдо с мясом»496. Теперь о появлении огнестрельного оружия на судах. Согласно договору о фрахте 23 мая 1394 г., каталонский корабль Франческо Фогассо, направлявшийся из Барселоны в Александрию, должен был иметь три бомбарды и 60 каменных ядер497; в начале XV в. каждое из 40 «больших судов», которые предполагалось снарядить на помощь флоту Ла-Рошели, должно было быть обеспечено четырьмя «кулевринами» с порохом и свинцовыми ядрами и двумя большими пушками, каждой из которых полагалось 120 каменных ядер и 60 фунтов пороха498; в начале XVI в. Филипп Киевский предусмотрел для своего главного судна 19 тяжелых орудий, дюжину фальконетов и неопределенное количество аркебуз и кулеврин499. Начиная примерно с 1500 г. артиллерия заняла свое место в арсенале почестей, оказываемых власть имущим. Посетивший в 1496 г. Рим в качестве паломника Арнольд фон Харфф писал о залпе из 200 орудий при въезде папы Александра VI в замок Святого Ангела: «Это было сделано в честь папы, когда он верхом проезжал мост, а когда проезжает кардинал, то в его честь стреляют из трех пушек»500. В 1501 г. при приближении короля Людовика XII и эрцгерцога Филиппа Красивого «в знак радости из замка (Амбуаз) был сделан выстрел из нескольких тяжелых орудий» |
Главная