МОТИВЫ, ПОСТУПКИ, НАДЕЖДЫ
Согласно многочисленным письменным источникам, главным образом начиная уже с XII в., мужество понималось как состояние чувств или, по крайней мере, как идеальное поведение; тогда же появились стереотипы мышления и сложились языковые привычки, и некоторые из них просуществовали столько же, сколько и Средневековье. Однако систематическое изучение словарного запаса языка, возможно, откроет малозаметные оттенки, новшества и утраты, что позволит провести различия по времени, месту, среде и литературным жанрам.
Первый общий анализ героического эпоса, хроник, дидактических трактатов, рыцарских биографий, панегириков, эпитафий приводит к мысли, что мужество понималось прежде всего как норма аристократического, благородного поведения, связанного с родом, кровью, происхождением, как индивидуальное действие, коим движут амбиции и страсть к земным благам, забота о чести, славе и посмертной известности. Следует избегать позора, коим можно запятнать себя и своих близких из-за трусости, лени, робости. В сражении подобает проявлять большую страстность и силу, совершать высокие подвиги и доблестные деяния, проявляя при этом искусство владения оружием, храбрость и неустрашимость. Именно так становятся храбрыми, мужественными и гордыми, как это и подобает вассалам и рыцарям. Меньше ценились (но не порицались) действия тщеславные, оскорбительные, жестокие ( фр.felons – жестокий, безжалостный, яростный).
Для Жана де Бюэя, хорошо знакомого с военной практикой своего времени и с культурным наследием, война была прежде всего школой аскетизма. Она требует усилий, «страдания и труда». Ее участники должны уметь переносить «тяготы, опасности, лишения и голод», «привыкнуть носить доспехи ночью и днем, поститься большую часть времени». И все это – ради «чести и славы», обретения «совершенной славы этого мира», ибо «всякая мирская честь обретается войной и завоеваниями». Но не нужно забывать о материальной выгоде, считавшейся справедливым вознаграждением за подвиги, и потому война представлялась наиболее достойным и очевидным средством продвижения по социальной лестнице к «большим свершениям и большим владениям». Сравнивая придворного и воина, Жан де Бюэй без колебаний отдает предпочтение последнему, ибо в конечном счете в его жизни риска не намного больше, но зато гораздо больше надежных ценностей. «Оружие платит своим солдатам» трояким образом: смертью (но ведь «часто случается, что столь же рано может умереть не только воин»); бедной, но славной жизнью, когда все говорят о вас и ваша известность переживет вас (таковы Бертран дю Геклен и завоеватель Канарских островов Гадифер де Ла Саль), тогда как богатство никто, умирая, сохранить не может, и вообще «бедных дворян больше при дворах и в добрых городах, нежели на войне»; наконец, состоянием, ибо «благодаря оружию вы сможете стать самым могущественным властителем мира».
Настойчивое превозношение индивидуальной доблести, ярких подвигов если не в одиночку, то, по меньшей мере, персонализированных побед отдельных людей, несомненно, заставляет думать, что средневековая война сводилась к ряду поединков и что коллективное проявление мужества было малозаметно или неизвестно. Но в действительности все представляется иначе: как простые воины, так и военачальники ясно сознавали, что подвига отдельного героя недостаточно. И наряду с прославлением «благого», доблестного героя628прошлого или настоящего, светской или церковной истории, в Средние века ценились также те или иные линьяжи, роды, народы, которые проявляли солидарность на поле боя. И по обычаю в первые ряды ставили не только отдельных лучших солдат, молодых «только что посвященных в рыцари», но и определенные воинские соединения, известные своей коллективной храбростью. Во время крестовых походов это были тамплиеры и госпитальеры, а в войнах Империи – швабы, которые после сражения при Унструте в 1075 г. стали требовать для себя «первое место в бою» (primatus pugnae). В речах, с которыми короли и военачальники время от времени обращались к войскам накануне решающих сражений, говорилось не об индивидуальной доблести как залоге будущей победы, а об общем успехе всей армии или всего народа. В «Споре герольдов Франции и Англии» оба участника стремятся по-своему доказать доблесть англичан и французов вообще629. Временная солидарность также могла быть обеспечена клятвой, обетом, а иногда люди связывали себя физически (веревкой или цепью). В силу этого чувства солидарности военный кодекс швейцарцев не позволял властям или командующему наказывать провинившегося солдата, но обязывал каждого убить стоящего рядом товарища, если тот намеревался бежать или сеял панику. Во Флоренции в XIV в. всему военному отряду, одержавшему победу, полагалось двойное месячное жалованье. Иными словами, дух корпоративности был столь же частым стимулом для подъема боеспособности войск, как и дух индивидуального соревнования и соперничества |
| Категория: Война в Средние века | Добавил: historays (03.05.2013)
|
| Просмотров: 1396
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
Главная