И вот какой увидел Москву в середине 20-х годов XIX века Пушкин, не только запечатлев ее облик, но и выразив сложнейшую гамму чувств, воспоминаний, отношений, какие вызывала она в сердце каждого русского человека. 

Седьмой главе «Евгения Онегина» предпосланы три эпиграфа – Дмитриева, Баратынского и Грибоедова, раскрывающие ее смысл и блестяще выражающие коллизию, идею и настроение и автора, и поэмы. Вспомним их. Москва, России дочь любима, // Где равную тебе сыскать? – спрашивает, восклицая, И. И. Дмитриев. Как не любить родной Москвы? – сохраняет интонацию Дмитриева Е. А. Баратынский. И наконец, язвительный и мудрый А. С. Грибоедов, спрашивая, сам же и отвечает: Гоненье на Москву! что значит видеть свет! // Где ж лучше? / Где нас нет. 

И вот сюда-то, в любимую Москву, равной которой нигде не сыскать, посылает Пушкин провинциальную барышню Татьяну Ларину, и она, преодолев семь суток долгого пути, видит наконец Москву: Но вот уж близко. Перед ними Уж белокаменной Москвы, Как жар, крестами золотыми Горят старинные главы. Ах, братцы!

 Как я был доволен, Когда церквей и колоколен, Садов, чертогов полукруг Открылся предо мною вдруг! Как часто в горестной разлуке, В моей блуждающей судьбе, Москва, я думал о тебе! Москва... как много в этом звуке Для сердца русского слилось! 

Как много в нем отозвалось! Вот, окружен своей дубравой, Петровский замок. Мрачно он Недавнею гордится славой. Напрасно ждал Наполеон, Последним счастьем упоенный, Москвы коленопреклоненной С ключами старого Кремля: Нет, не пошла Москва моя К нему с повинной головою. Не праздник, не приемный дар, Она готовила пожар Нетерпеливому герою. Отселе, в думу погружен, Глядел на грозный пламень он. 

Прощай, свидетель падшей славы, Петровский замок. Ну! не стой, Пошел! Уже столпы заставы Белеют; вот уж по Тверской Возок несется чрез ухабы. Мелькают мимо будки, бабы, Мальчишки, лавки, фонари, Дворцы, сады, монастыри. 

Бухарцы, сани, огороды, Купцы, лачужки, мужики, Бульвары, башни, казаки, Аптеки, магазины моды, Балконы, львы на воротах И стаи галок на крестах. Ей-Богу, лучше не напишешь!