А теперь расскажем и об Аракчееве (1769–1834), который тоже участвовал в Отечественной войне и в заграничных походах, но ни разу не слышал свиста пуль, откровенно признаваясь, что он этого не переносит.
Как вы, уважаемые читатели, конечно, помните, свою карьеру он начал в Гатчинском войске цесаревича Павла Петровича и, став одним из его фаворитов, сохранил столь же сильное влияние и на Александра I. В серии книг «Неофициальная история России» Аракчеев фигурировал не раз – от самого начала царствования Александра и до конца. Коротко расскажем о его жизни после 1825 года. В 1826 году Аракчеев был уволен в отпуск, но на самом деле это была отставка. Он уехал на лечение в Карлсбад (ныне – Карловы Вары), а возвратившись в Россию, поселился в Грузино, где и умер 21 апреля 1834 года, оставив свое прекрасное имение и полтора миллиона рублей капитала Нижегородскому кадетскому корпусу.
Встреча на почтовой станции
Аракчеев, будучи военным министром, ехал в тарантасе с одним кучером из Петербурга в свое имение Грузино, подаренное ему Александром I. На одной из почтовых станций проезжий офицер, не подозревая, кто он такой, пригласил Аракчеева к столу и стал угощать чаем и пирогами. Разговорившись, офицер сообщил, что едет в Петербург к военному министру и очень боится встречи с ним.
– Почему? – спросил Аракчеев.
– А будто не знаете, что к Аракчееву ехать – хуже, чем к черту в лапы.
– Да в чем ваше дело к нему? – спросил Аракчеев. Офицер рассказал, и министр уверил его, что дело его правое и бояться ему нечего. А потом добавил:
– Да я наверное знаю, что Аракчеев сейчас в Грузино. Заезжайте к нему и не надо будет вам в Петербург ехать.
На следующий день офицер приехал в Грузино и, увидев Аракчеева, онемел. – Дело твое кончено. Ступай, братец, домой, да не забывай по дороге говорить, что не так страшен черт, как его малюют. Не чернилами, а кровью
В селе Грузино настоятелем местного Андреевского собора был умный и честный протоиерей Н. С. Ильинский, знавший очень многое о жизни Аракчеева и обитателей имения. Друзья много раз предлагали ему написать воспоминания, на что Ильинский отвечал: «Принимался, да не могу. Хотя граф делал мне добро, но правду о нем надобно писать не чернилами, а кровью». |