Весной в Петербурге объявились опальные вельможи – Бирон и Миних. Герцог Курляндский въехал в Петербург в роскошной карете, шестериком, в мундире обер-камергера, с Андреевской лентой через плечо; Миних – в фельдъегерской повозке, в мужицкой сермяге и старых сапогах. 

Направляясь в столицу, старый фельдмаршал не знал, что в Петербурге у него остался сын, и когда у въезда в город его встретили тридцать три родственника, стали обнимать и целовать его, Миних заплакал в первый и последний раз в своей жизни. Миниха и Бирона не видели в Петербурге двадцать лет, но память и о том и о другом хорошо сохранилась. Потому их внезапный приезд вызвал опасения в усилении немецкой партии. 

Однако скоро стало ясно, что опасения напрасны, так как и Бирон, и Миних продолжали непримиримо враждовать друг с другом. Когда они впервые оказались в Зимнем дворце за одним столом, Петр III подошел к старикам и сказал: – А вот два старых, добрых друга – они должны чокнуться.. Петр сам налил им вина и протянул бокалы. Но вдруг к императору подошел его генерал-адъютант Андрей Васильевич Гудович и, что-то прошептав ему на ухо, увел Петра в соседнюю комнату. Как только Петр и Гудович вышли из зала, Бирон и Миних поставили бокалы на стол и, обменявшись злобными взглядами, повернулись спинами друг к другу. 

Как оказалось, Гудович предупредил императора о готовящемся дворцовом перевороте в пользу Екатерины, но Петр не придал этому значения, хотя генерал-адъютант долго убеждал его в достоверности сообщения и крайней необходимости в энергичных мерах. А слухи эти, как показали последующие события, не были без-основательны. Между тем Петр III продолжал вести политику в угоду Фридриху II. 24 апреля 1762 года канцлер М. И. Воронцов с русской стороны и прусский посланник в Петербурге, адъютант Фридриха II, полковник и действительный камергер барон Бернгард Вильгельм Гольц подписали «Трактат о вечном между обоими государствами мире». Трактат начинался с утверждения о пагубности войны и «печальном состоянии, в которое приведены толико народов и толико земель», раньше живших в мире и дружбе. Искренне желая мира, Петр III и Фридрих II заявляли, что «отныне будет вечно ненарушимым мир и свершенная дружба» между Россией и Пруссией. Россия брала на себя обязательство никогда не воевать с Пруссией и «принимать участие в войне его величества короля Прусского с неприятелями его», обязывалась в течение двух месяцев вернуть Фридриху II все захваченные у него «земли, города, места и крепости». Еще один трактат был подписан Воронцовым и Гольцем через полтора месяца – 8 июня 1762 года. 

В нем шла речь об оборонительном союзе России и Пруссии и впервые говорилось о защите православных и лютеран, проживающих в Литве и Польше, обоими государствами-гарантами, что в дальнейшем привело к трем разделам Речи Посполитой. Разумеется, подписание трактатов не обошлось без грандиозных пиров.

 Присутствовавший на них французский посланник писал в своем донесении в Париж: «Все видели русского монарха утопающим в вине, не могущего ни держаться, ни произнести ни слова и лишь бормочущего министру-посланнику Пруссии пьяным голосом: „Выпьем за здоровье нашего короля. Он сделал милость поручить мне полк для его службы. Я надеюсь, что он не даст мне отставки. Вы можете его заверить, что если он прикажет, я пойду воевать в ад". А дело было в том, что по случаю подписания мира Фридрих II произвел русского императора в прусские генерал-майоры и дал ему под команду полк. Это событие стало главной темой застольных выступлений Петра III. Их нелепость была настолько очевидной, что Кирилл (брат Алексея) Разумовский, не выдержав, заметил: «Ваше величество с лихвою может отплатить ему – произведите его в русские фельдмаршалы». Во время пира Петр III предложил тост за августейшую фамилию. Все встали.

 Одна Екатерина продолжала сидеть. Петр послал генерал-адъютанта Гудовича спросить ее, почему она позволяет себе такое поведение? Екатерина ответила, что так как августейшая фамилия это – император, она сама и их сын, то пить ей стоя не подобает. Петр, выслушав ответ, закричал через весь стол: «Дура!» Екатерина заплакала. Вечером Петр приказал арестовать ее. Свет на этот эпизод проливают заметки, сделанные Екатериной II на полях книги аббата Денина «Опыт о жизни и царствовании Фридриха II, короля прусского», вышедшей в Берлине в 1788 году. Аббат Денин – высокообразованный историк и литератор, впоследствии библиотекарь Наполеона Бонапарта, был осведомлен о русских делах. Эту книгу прочитала и Екатерина II и оставила на ее полях заметки, касающиеся некоторых эпизодов, там описанных. 

Денин писал, что Петр III «заставил императрицу, свою супругу, украсить графиню Воронцову Екатери-нинскою лентою. Императрица, естественно, была задета этим за живое». Екатерина II оставила против этого фрагмента следующую запись: «Никогда не заставлял он императрицу возлагать на графиню Воронцову Екатерининскую ленту, а потрудился возложить собственноручно. Он хотел на ней жениться и в тот самый вечер, как возложена была лента, приказал адъютанту своему князю Барятинскому арестовать императрицу в ее покоях.

 Испуганный Барятинский медлил с исполнением и не знал, как ему быть, когда в прихожей повстречался ему дядя императора, принц Георгий Гольштинский. Барятинский передал ему в чем дело. Принц побежал к императору, бросился перед ним на колени и насилу уговорил отменить приказание».