Между тем как Екатерина совершенно устранилась от государственных дел, сила и влияние Меншикова продолжали расти. Он становился уже не полудержавным властелином, как при Петре I, а, пожалуй, почти самодержцем. 

Это заставило «верховников» опасаться того, что Светлейший скоро превратит их не более чем в марионеток. Врагами Меншикова оказались Толстой и Голицын, а вне среды «верховников» – все еще очень влиятельный Девьер, бывший, как уже упоминалось ранее, Санкт-Петербургским полицмейстером.

 В апреле 1727 года Екатерина тяжело заболела, и Меншиков нашел повод показать своим противникам, что шутки с ним плохи. Девьер по приказу Меншикова был арестован и обвинен в том, что он во время болезни императрицы «не только не был в печали, но и веселился, и плачущую Софью Карлусовну (Скавронскую) вертел вместо танцев и говорил ей: „Не надо плакать". В другой палате сам сел на кровать... говорил Ее Высочеству цесаревне Анне Петровне: „О чем печалишься? Выпей рюмку вина". И говоря то, смеялся, и пред Ее Высочеством по рабской своей должности не вставал и респекта не отдавал... 

А были при том многие персоны, которые, когда спрошены будут, объявят о всех непотребных словах и злых поступках, и в какой силе вышеупомянутые злые слова говорил, и где, и с кем, и когда был в совете, и какое злое намерение имел, о всем может объявить при допросе и при розыске». Девьер при допросах и во время пыток не переставал утверждать, что он не умышлял никакого зла интересу ее Императорского Величества и никаких сообщников не имеет, но говорил с Бутурлиным, Толстым, Нарышкиным, Долгоруковым и Скорняковым-Писаревым о свадьбе великого князя (внука Петра – Петра Алексеевича. – В. Б.) на княжне Меншиковой. 

Потребованные к ответу Писарев и Толстой показали еще и на Ушакова. Из речей их открылось, что все они более или менее опасались силы Меншикова и советовались между собою, как бы воспрепятствовать сватовству великого князя на его дочери. Ожидаемый переход трона к Петру Алексеевичу грозит и тем, говорили Девьер и его сообщники, что он «без сомнения возвратит из заточения бабку свою, царицу Евдокию, а она нраву особливого, жестокосердна, захочет выместить злобу». 6 мая 1727 года, в последний день своей жизни, Екатерина подписала указ о наказании Девьера и его сообщников. 

Приговор суда определял смертную казнь Девьеру и Толстому, а остальным – битье кнутом и ссылку в Сибирь. Екатерина заменила смертную казнь на кнут и ссылку, Скорнякову-Писареву предписала кнут, лишение имений, чинов и ссылку в Тобольск, а остальных – Бутурлина, Нарышкина, Долгорукова и Ушакова – понизила в должностях и удалила от двора. Через несколько часов после подписания приговора Екатерина I умерла. 

Главный врач Блюментрост, представляя Верховному тайному совету медицинское заключение о причине ее смерти, написал, что с нею «феба приключилась и повреждение в легком быть надлежало, и мнение дало, что в легком имеет быть фомика, которая за четыре дня до смерти Ее Величества явно оказалась... и от той фомики 6 мая с великим покоем преставилась». Приговор Девьеру и его соучастникам, хотя и был одним из последних актов, подписанных Екатериной, но все же не был самым последним. 

Гораздо более важным документом было оставлено и должным образом оформленное завещание, по которому наследником трона объявлял Петр Алексеевич – двенадцатилетний внук Петра I. Завещание гласило: «Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором (самодержцем. – В. Б.)». 

Однако регентом при нем назначался не Меншиков, как можно было ожидать, а «обе цесаревны, герцоги и прочие члены Верховного тайного совета, который обще из девяти персон состоять имеет».