За ним и Хирам поднялся на террасу. Четыре моряка остались на улице ждать возвращения Хирама и Сидона. На террасе гостей поджидала любимая рабыня красавицы Офир, и, следуя за нею, Хирам прошел, никого не встретив, в покои люби мой. Увидев Офир, Хирам забыл два года разлуки, два года тоски и мучений в изгнании.

 Все исчезло, все растаяло, когда его полному любви взору предстало нежное лицо любимой, когда он услышал ее ласкающий голос и прикоснулся к ее трепещущей руке. Им надо было так много, так бесконечно много сказать друг другу, – и их вопросы скрещивались, их ответы встречались, а глаза говорили друг другу: «Люблю тебя!

 Без тебя моя жизнь – печаль!». Однако свидание длилось лишь несколько минут: стоявшая на страже рабыня Офир прибежала предупредить Хирама, что, кажется, Гермон, собирается прийти в покои Офир. – Я убью его! – схватился за меч воин. – Только не это! – остановила его Офир. – Ты забываешь, что он взял меня в дом, когда я осталась беспомощной сиротой. Он был мне как отец. – Но он хочет отдать тебя другому. Ты – невеста Тсоура! – Я не люблю его!

 Я люблю тебя, одного тебя! И я уйду с тобой, как только ты позовешь меня! Но знай, отчим хочет отвезти меня на свою виллу в Утике. – На свадебный пир? – горько улыбнулся Хирам. – Если ты опоздаешь, я… я умру, но не выйду за того, кого ненавижу! – Я приду! – отозвался Хирам, покидая покои любимой и следуя за указывавшей ему дорогу к бегству рабыней. – Прощай! – сказала, провожая его Офир. 

Через минуту он уже был на террасе, где его дожидался верный Сидон с мечом в руке, а еще через несколько минут оба спустились по веревке на улицу, где их поджидали моряки с гемиолы. – Слава богам! – сказал один из них. – Мы уже не знали, господин, что и делать, и дважды подавали тебе сигнал тревоги. – Что случилось? – нахмурился Хирам. – Мы заметили каких-то людей, тенями скользивших вдоль стен, пробиравшихся к выходу из этой улицы.

 Кажется, они были вооружены. – Гермон, который боится самого слова «меч», приготовил засаду? – резко и вызывающе засмеялся Хирам, вынимая из ножен свой меч. – Посмотрим же, как воюет благородный Гермон. Вперед, друзья! Маленький отряд едва успел сделать несколько шагов, как Хирам круто осадил лошадь: несколько стрел просвистело в воздухе над его головой. – Стой! – прозвучал из темноты повелительный голос. – Мы – в ловушке! – крикнул Сидон. – Смотри, господин! Они перекрыли улицу. Там – боевой слон! 

В самим деле, для отряда Хирама единственным выходим были быстро выбраться на площадь храмов Ваала-Молоха, но там стоял, высоко подняв хобот, огромный боевой слон. – Назад! – скомандовал Хирам. Но отступать было некуда: позади словно из-под земли вырос отряд вооруженных людей, которые с дикими криками побежали к Хираму и его спутникам. На бегу они пускали стрелы, но, поскольку было темно, ни одна из них не попала в цель. – Прикройте нас с тыла! – приказал четырем нумидийцам Хирам, к которому в момент смертельной опасности вернулось хладнокровие. – Руби их мечами. А со слоном мы сами управимся! 

Сидон соскользнул с коня на землю и, словно тень, заскользил к концу улицы, где стоял и трубил слон. Подождав, пока гортатор укроется в тени стен, Хирам пришпорил своего коня и помчался к слону с криком: –Дорогу! Кто посмел мешать мирным прохожим! Дорогу, или я мечом расчищу себе путь! – Попробуй! – ответил уже знакомый голос, только на этот раз еще более язвительно. – Посмотрим, что сделает твой меч против бронзовых лат слона! 

Хирам осадил коня всего в двух-трех шагах от боевого слона, попятил его, потом опять послал вперед, то в одну, то в другую сторону. Он буквально вертелся волчком у слона, стараясь заставить грозное животное устремить на лошадь и всадника все внимание. – Сдавайся! – закричал кто-то из темноты. – Попался, не уйдешь! – Кому сдаваться? – спросил Хирам, по-прежнему гарцуя по переулку в непосредственной близости от слона, но не настолько близко, чтобы тот мог пустить в ход хобот и бивни. – Сдавайся! Мы стража Совета Ста Четырех! 

В это время гортатор змеей прополз между ног колосса и, вскочив на ноги позади великана, могучим ударом острого как бритва меча перерубил сухожилия на задней ноге слона. Дико взревев и не обращая внимания на крики людей, сидевших в башенке на его спине, слон быстро попятился. Еще миг, и, выйдя на площадь, он тяжело рухнул, продолжая оглашать воздух жалобными, пронзительными криками. Он упал с такой силой, что сидевших в башенке стрелков и вожатого выбросило на землю. – Гей, люди! Путь свободен! – крикнул Сидон четырем нумидийцам, успешно сдерживавшим наседавших преследователей. 

Нумидийцы повернули лошадей и присоединились к Хираму и Сидону, который тоже был на коне. И через мгновение маленький отряд, пронесясь стрелой по площади, нырнул в одну из спускавшихся к порту улиц. Стража у бастионов без всяких затруднений пропустила в порт Хирама и четырех нумидийцев. Старик-гортатор на время отстал от них, чтобы отвести лошадей тому человеку, у которого он их взял, и, кстати, последить, не явится ли снова Фегор. 

Но, не обнаружив ничего подозрительного, он вскоре присоединился к остальным. Когда Хирам и его спутники не без труда провели шлюпку по разбушевавшимся волнам к борту гемиолы и поднялись на ее палубу, навстречу Хираму, радостно вскрикнув, кинулась молодая этруска. – Ты жив! Благодарение великим богам! – прозвучал ее голос. – Ты невредим? – бормотала девушка, словно не веря своим глазам. – Он не сделал тебе зла? 

Он не выдал тебя страшному Совету Ста Четырех? – О ком говоришь ты, девушка? Никто не знает, что я здесь. – О боги, как ты ошибаешься! – смеясь и плача, ответила Фульвия. – Едва ты покинул корабль, как Фегор появился на берегу. – И что же? – заволновался Хирам. – Он крикнул вызывающе: «Изгнанный в Тир Хирам прячет у себя на судне беглую этруску! Пусть берегутся оба!». Видишь, Хирам, тебя узнали, тебе грозит смерть! Хирам наскоро пересказал девушке все, что произошло на берегу, включая посещение дома Гермона. – Это тот человек, из-за которого тебя изгнали? – спросила девушка воина. – Да. Он заметил, что я и его приемная дочь любим друг друга. Он член Совета Ста Четырех, и он добился того, что меня изгнали из Карфагена, – с горечью сказал Хирам, сжимая рукоять меча. В это время с берега донесся пронзительный крик: – Тирский торгаш прячет у себя этруску! Горе обоим, промолвила, бледнея, горе! – Фегор! 

Он преследует нас! – промолвила, бледнея Фульвия. – Спустить шлюпку! – крикнул Хирам морякам. Фульвия загородила дорогу готовому сойти в лодку Хираму. – Позволь мне. Я переговорю с ним, успокою его. Он отстанет, если я соглашусь стать его женой, – шептала она в отчаянии. – Тебе ничто не будет угрожать. Ты спасешься… – Ценой предательства? – хрипло засмеялся Хирам и спрыгнул в шлюпку. Стоявший на берегу Фегор. глядя горящими ненавистью глазами на гемиолу, не обратил внимания на бесшумно скользящую по бушующим волнам шлюпку. Он заметил Хирама, когда тот отрезал ему путь к отступлению. – Ну, что теперь скажешь, шпион? – сказал Хирам. – От меня не уйдешь. Защищайся! 

Фегор, отпрянув, ушел от удара меча карфагенянина. Но дальше отступать было некуда: у его ног выли и в бешенстве разбивались морские волны, кругом не было видно ни души, а Хирам, не отставая ни на шаг, идет на него. – Ты верно служишь Совету Ста Четырех! – кричал карфагенянин врагу. – Но это тебя не спасет, нет, не спасет. 

Защищайся же, трус! Хоть умри как мужчина! Фегор, почти припертый к самому краю причала, оглядываясь вокруг безумными глазами, схватился наконец за свой меч. Это было страшное оружие, выработанное иберийцами: тонкая, длинная, прямая тяжелая шпага. В мгновение ока шпион сбросил с плеч темный плащ, и тогда обнаружилось, что он вооружен и защищен не хуже нападавшего: на голове у него был блестящий шлем, а плечи, руки и грудь прикрывала кираса. Со зловещим звоном они скрестили оружие. Фегор не успел отбить удар, и меч карфагенянина тяжко ударил о латы врага. Еще миг, и Фегору пришел бы конец.

Но тут целая пригоршня песка полетела в лицо Хирама и на некоторое время ослепила его. Фегор, улучив момент, пытался ослепить нападающего. Невольно Хирам попятился с криком: – Предатель! Трус! – Все приемы хороши, когда надо уничтожить врага! – ответил насмешливо шпион. Но Хирам уже оправился и снова бросился на него. Молниеносным ударом меча карфагенянин чуть было не сбил шлем с головы Фегора. 

Шпион зашатался и выронил меч. Он был безоружен. Фегор попятился и оказался на самом краю пристани. – Подожди! Не убивай меня. Я хочу тебе кое-что сказать. – А может, хочешь улучить момент и сбежать? Напрасно надеешься! Защищайся! – Мне некуда бежать! – угрюмо промолвил шпион, поднимая свой меч и прикрывая им голову от ударов меча карфагенянина. В душе Хирама вспыхнуло и чувство жалости, и чувство презрения. 

Фегор не был воином. Он мог убить, но только не в бою, а из-за угла. Когда же смерть заглянула ему самому в глаза, он задрожал от ужаса. – Ну, хорошо! Говори, что хотел сказать, – сказал Хирам. – Прежде чем умереть, я хотел спросить у тебя, любишь ли ты этруску. – Тебе что за дело? Но я отвечу – нет. Мое сердце отдано приемной дочери Гермона, а не Фульвии. – Зачем же ты, рискуя собственной жизнью, спас ее? – Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью. – Тогда убей, убей меня! – с криком какой-то странной, полубезумной радости отозвался Фегор. – Я умру счастливым! – А ты, собака, ты, шпион, ты думал, что она полюбит тебя? – Да. 

Я думал, что она будет моей. Подожди еще минутку. Когда увидишь этруску, передай ей, что сегодня… Она не пришла в дом своей матери, а я был там и ждал ее. И я убил ее мать! – Убийца! – вскрикнул Хирам, бросаясь на врага. – Умри же!

 Но его меч рассек воздух: передохнув и собравшись с силами, Фегор, ловкий и увертливый, как угорь, прыгнул в воду, и волны скрыли его от глаз карфагенянина. Напрасно Хирам вглядывался налитыми яростью глазами в бушующее море: он видел только круговерть с шумом и стоном разбивавшихся о камни мутных волн с седыми гребнями. Простояв не меньше четверти часа на том месте, где разыгралась драма, Хирам вложил меч в ножны и вернулся к шлюпке, а потом добрался и до гемиолы. – Если только он утонул, – бормотал карфагенянин, – тогда и моя тайна умерла вместе с ним, и мне нечего бояться в Карфагене. Но что же будет с Фульвией? Бедная девочка! Пока не надо ей говорить, что этот шпион убил ее мать. С утра гемиолу опять принялись осаждать покупатели тирских товаров. Запасы быстро уменьшались, и на борту судна оставалось ничтожное количество пурпурных тканей, ваз и статуэток, когда к гемиоле подошла богато убранная лодка, в которой сидела молодая девушка поразительной красоты. Увидев ее, Хирам оживился, а Фульвия непроизвольно схватилась за сердце трепещущей рукой. – Это она? Та, которую ты любишь? – спросила Фульвия Хирама, спешившего навстречу гостье, уже поднимавшейся по сходням.

 И потом прошептала побледневшими губами, поникнув головой: – Она хороша, она прекрасна. И она – одной крови с тобой, не дитя другой расы, другого народа. Так – лучше! – Что ты говоришь, девочка! – откликнулся на ходу Хирам. Но Фульвия не ответила. Карфагенянка Офир, еще на подходе к гемиоле, увидела и Хирама, и стоявшую рядом с ним девушку. 

Она заметила, как хороша собой этруска. И, едва ступив на палубу и оказавшись лицом к лицу с Хирамом, она произнесла голосом, в котором звучали и тревога, и горечь: – Разве тирские мореходы имеют привычку с собой на кораблях возить женщин? Хирам с улыбкой объяснил маленькой ревнивице, кто такая Фульвия и как она попала на борт гемиолы. 

Рассказ взволновал прекрасную Офир, но, по-видимому, не рассеял ее подозрений. – И ты из-за какой-то рабыни рисковал своей жизнью? – спросила она, пытливо всматриваясь в лицо любимого человека. – Я думал, ты скажешь, что я сделал как надо! – огорченно отозвался Хирам. – Рабыня! Она не была рабыней, когда спасала и укрывала, выхаживала и лечила меня. Не будь ее, я не стоял бы тут перед тобой. Я бы уже давно был в стране теней. Взор карфагенянки смягчился. – Я была не права! – пробормотала она. – Но не гневайся на меня. Знаешь, кто любит так, как люблю тебя я, тот боится потерять любимого человека. Я испугалась мысли, что, может быть, эта девушка тоже имеет право на твою любовь. Приведи ее ко мне. Я хочу взглянуть ей в глаза. Доверь ее мне. Если ты не любишь ее, я не буду бояться держать ее около себя. Я дам ей надежный приют и убежище у себя. – А если ее опознают? – Ну и что! – гордо подняла голову Офир. – Кто осмелится взять ее у меня, приемной дочери члена Совета Ста Четырех? Я возьму ее с собой в У тику, и когда настанет час – ты вызовешь нас обеих. Хирам пошел за Фульвией. Но этруска, казалось, не услышала, когда он окликнул ее по имени. И только когда он положил ей руку на плечо, девушка, вздрогнув, оглянулась. Взор ее был полон тоски. Фульвия! – сказал, не замечая ее настроения, Хирам, весь охваченный чувством ликования, вызванного посещением гемиолы карфагенянкой. – Пойдем, Фульвия! Моя гостья хочет посмотреть на тебя. – Зачем? – спросила этруска. – Она боится, что ты меня любишь. –Я… тебя… О! Казалось, эти слова вырвались стоном. – Она ошибается… Я иду к ней!