С 58 г., с началом деятельности Цезаря в Галлии, однообразная борьба, разыгрывавшаяся в Риме и часто вызывавшаяся эгоистическими и мелкими соображениями, сменяется событиями мирового значения. Народ цивилизованный и развившийся в государство всегда покоряет и как бы растворяет в себе народности низших степеней развития и не сплоченные в государство, это – своего рода закон, столь же непреложный, как и законы физические. В древнем мире одна только италийская народность сумела соединить высокое политическое развитие с высшею цивилизациею, и потому Риму должны были подчиниться и греческие общины на Востоке, обладавшие высокой культурой, но павшие в политическом отношении, и племена на Западе, не достигшие еще высокой культуры. Под управлением аристократии создалось великое Римское государство, способное выполнить задачу объединения в одно целое европейских народов древности. Но к тому времени, когда римляне подошли к задаче – слить в одной культуре народности Европы,- энергия и дарования аристократии иссякли: после покорения Греции Рим уже не вел планомерной и энергичной борьбы на Западе. Теперь снова обратились к этой великой задаче. Цезарь, действуя как вождь демократии, приобрел в Галлии для своего народа, изнывавшего от социальных неурядиц, новую беспредельную родину и обновил Римское государство на более широких основах – и вечную славу римской демократии составляет то, что она поняла возможность и необходимость двигаться дальше в том направлении, которое было предопределено всею историею Рима. Южная часть Галлии была занята римлянами еще в первой трети II в. (ок. 124 г.). Благодаря превосходной почве и отличному климату страна эта привлекла внимание римлян, и они быстро развили здесь свою торговлю. Местное население до некоторой степени романизировалось, но вместе с тем падало и экономически, и политически. В состав римской провинции, впрочем, входила лишь незначительная часть великого кельтского племени, а огромные пространства к северу – на материке от океана до Рейна и затем Британские острова – заняты были еще свободными кельтами. События их внутренней жизни за предшествующую эпоху совершенно неизвестны, но состояние, в каком находились они ко времени столкновений с Римом, можно описать с достаточною полнотою. Страна была населена довольно густо: местами жило на квадратной миле до 1000 человек. Земледелие, как и в старину, почиталось у кельтов занятием, недостойным свободного человека, но поля были отлично обработаны руками рабов. Между прочим, кельты первые применили искусственное удобрение почвы. Процветало у них и скотоводство. В стране были проведены отличные дороги, а в мореходстве кельты первые в широких размерах применяли паруса, в то время как эллины, латины и финикийцы пользовались почти исключительно веслами. Торговля и промышленность были довольно оживленны, хотя промышленность не достигла высокого уровня ни в какой отрасли. Добывались здесь и драгоценные металлы, молва прославляла даже Галлию как богатейшую золотом страну, но, по-видимому, месторождения золота и серебра не были особенно богаты, и добывалось золота довольно много только потому, что руками рабов тщательно разрабатывались и очень небогатые рудники. Кельты имели свою письменность, и жрецы у них обладали познаниями довольно значительными по сравнению с распространенными в остальной массе населения. Военное искусство не достигло у кельтов высокого развития, главную силу войска составляла конница, пополняемая знатью; пехота не отличалась серьезными боевыми качествами, а огромный обоз постоянно стеснял войско в движении; римского обычая укреплять лагерь кельты не применяли. Кельты находились еще на той стадии развития, которая характеризуется преобладанием родового быта: роды жили особыми поселками, политическими единицами у кельтов являлись кланы, роды, управляемые отдельными князьями. Города представляли собою только укрепленные и торговые пункты и политических тел не образовывали. Во многих кланах выделялись лица и целые семейства, которые обладали такими богатствами и таким влиянием, что пред ними власть князя совершенно бледнела. Результатом этого являлось полное господство кулачного права, государство теряло возможность охранять свободных людей, и, чтобы найти защиту или поддержку, людям бедным приходилось отдаваться в зависимость кому-либо из богатых. Богатые и знатные стремились сохранить такой порядок вещей, а масса населения требовала восстановления власти князей, и на этой почве шли непрерывные смуты. При значительной раздробленности кельтов у них было все-таки живо сознание или, скорее, чувство своего национального единства: друиды, общая всем кельтам жреческая организация, во многих поселках играли и политическую роль и объединяли Галлию, Британию и, быть может, и другие страны, населенные кельтами. Сознание национального единства развивалось и укреплялось у кельтов благодаря столкновениям с римлянами и германцами, подобно тому как у латинов это сознание окрепло именно при давних еще столкновениях с галлами. Силы, которая бы могла объединить все племя кельтов, у них не создалось: ни друиды, ни аристократия не способны были этого достичь, потому что преследовали исключительно свои сословные интересы и в то же время были довольно влиятельны, чтобы помешать кому бы то ни было другому объединить страну. Поэтому вся Галлия распадалась на множество отдельных и не очень прочных союзов: внутри каждого постоянно отношения колебались между превращением союза в гегемонию и полным его распадением, отдельные союзы враждовали и соперничали друг с другом и были совершенно не способны предпринимать одновременно и согласно какие-либо значительные действия. Народный характер кельтов отмечен чертами, которые не обещали этому племени видной роли среди других великих народов. При несомненном уме кельты отличались большим легкомыслием. Блестящая храбрость соединялась у них с отсутствием всякой выдержки и со склонностью серьезное дело мешать с шуткою или насмешкою. Не любя упорного труда, кельты до смешного предавались удовлетворению своего любопытства, которое у них совершенно вытесняло любознательность. Некоторые черты цивилизации кельтов ставят ее ближе к нашей, современной, чем стоят к ней эллинские или латинские: таковы употребление парусов, значительная роль духовенства в жизни народа, развитие знати, похожей на средневековое рыцарство, наконец, и всего более, попытка, хотя и весьма несовершенная, развить государственную жизнь не на основе городской общины, а из племени, т. е. на основе национальности. Ко времени столкновения с Цезарем кельтская народность, по-видимому, уже клонилась к упадку. Она прошла высший пункт своего собственного развития, какое способна была создать, но чего-либо истинно великого не выработала. Кельты к этому времени утратили многие преимущества, свойственные народам на первоначальных ступенях развития, и не приобрели еще тех, какие даются широкою культурою, когда она глубоко проникает весь народ. Внешние отношения кельтского племени определялись их соседством с римлянами и германцами. Римляне распространили среди кельтов свою торговлю, главными предметами которой были вино, страстно любимое кельтами, и предметы роскоши, тоже оказывавшие на них притягательное влияние. Некоторые племена законами запрещали торговлю с Римом, но законы эти оказывались бессильны остановить ее. Как часто наблюдается в сношениях между народами, значительно различающимися по степени своей культуры, и здесь торговля предшествовала завоеванию и вела его за собою. Иначе складывались отношения кельтов к их восточным соседям. С востока непрерывно теснили их германцы, еще не окончательно вышедшие из кочевого образа жизни, что доказывается, между прочим, и тем, что германские племена не имели наименований географических, а назывались свевами или маркоманнами, что значит «странствующие люди» и «пограничные бойцы». Еще во время движения кимвров и тевтонов на левом берегу Рейна по нижнему течению реки осело значительное племя адуатуков. Отдельные толпы германцев переходили постоянно на кельтский берег Рейна. Германцы двигались сюда, как персы на Элладу или галлы на Рим, и, чтобы удерживать напор этого молодого племени, нужны были Афины или Рим, но кельты такого города не имели. Этому-то народу и пришлось теперь вступить в борьбу с Цезарем. В разных кельтских племенах партии, боровшиеся между собою, постоянно перемешивали при внутренних смутах свои домашние споры с борьбою против внешних врагов: обыкновенно одна партия искала поддержки у германцев, другая – у римлян. Неурядицы, происходившие в Риме, были отлично известны в Галлии, и противная римскому влиянию партия сочла, по-видимому, обстоятельства удобными для того, чтобы укрепить прочнее свое господство. В 71 г. секваны, враждовавшие с племенем эдуев, где господствовала партия римская, призвали к себе в качестве наемника или союзника немецкого владетеля Ариовиста. Он явился со значительным отрядом, десять лет сражался с эдуями и сильно их стеснил. Эдуи просили поддержки и защиты у сената, но сенат оставил эти просьбы без внимания, и даже более: с Ариовистом установлены были у Рима самые дружественные отношения. Этот успех ободрил германцев, переселение их на запад пошло еще энергичнее. К 58 г. Ариовист перевел на левый берег Рейна до 120 000 человек, и германцы так теснили пограничные племена кельтов, что гельветы, самое восточное их племя, жившее в пределах нынешней Швейцарии и наиболее страдавшее от таких беспокойных соседей, решились оставить свою страну и уйти вовнутрь Галлии, чтобы быть подальше от германцев. Если бы они привели свое намерение в исполнение, то в непосредственном соседстве с германцами оказалась бы римская провинция Нарбонна, кроме того, и само по себе утверждение в Галлии нового и многолюдного племени не могло быть безразлично для Рима. Поэтому только что прибывший в Галлию новый наместник, Цезарь, решил воспротивиться движению гельветов, и, когда они весною 58 г. сожгли свои жилища – чтобы сделать себе отступление невозможным – и в количестве свыше 360 000 человек двинулись в Галлию, он задержал их на переправе через Рону, хотя имел под своим начальством в этот момент всего один легион. Гельветы изменили направление своего пути и пошли к северу, чтобы пройти через область сенонов, которые изъявили согласие пропустить их через свою землю. Мешаться в дела сенонов с гельветами римляне формально не имели никакого основания, но тут затронуты были слишком серьезные интересы Рима, чтобы стесняться соображениями такого рода, и Цезарь, призвав к себе все четыре легиона, которыми он располагал, двинулся следом за гельветами. Это было, конечно, предприятие чрезвычайно рискованное – преследовать с такими незначительными силами столь многолюдное племя, и в стране, вовсе не дружественной. Однако Цезарь успел, нагнавши гельветов, нанести им в упорной битве полное поражение, так что гельветы обязались вернуться на свои прежние жилища и охранять римскую провинцию от германцев, но вернулась домой едва одна треть того числа гельветов, которые вышли, остальные погибли. Теперь Цезарь решил удалить из Галлии и германцев. Он предъявил Ариовисту требование в этом смысле и получил гордый отказ, и в таком тоне, каким уже много веков никто не говорил с Римом. Быстро двинулся Цезарь на нового врага. В легионах распространилось смущение при вести, что предстоят битвы с соплеменниками кимвров и тевтонов, но Цезарь сумел вдохнуть в солдат мужество и после целого ряда хорошо рассчитанных движений дал Ариовисту сражение и совершенно разбил его, лишь незначительные остатки его полчищ спаслись за Рейн. Германские поселки, уже утвердившиеся на левом берегу Рейна, Цезарь оставил в покое и даже умел найти в них довольно верных союзников, охранявших левый берег от других германцев. Весною 57 г. Цезарь с 8 легионами пошел к северу, чтобы утвердить римское владычество над племенами, жившими по нижнему течению Рейна, среди которых замечалось неприязненное для римлян настроение. Против Цезаря выступило огромное ополчение, до 300 000 человек, даже Цезарь не решился немедленно на битву и расположился в укрепленном лагере, ожидая, что враги его не смогут так долго стоять на одном месте в таком огромном числе. Он не ошибся: среди кельтов скоро начались несогласия, к тому же снабжение провиантом было совершенно не организовано. Огромная армия быстро как бы растаяла, ее остатки Цезарь преследовал, словно он ее разбил. Двигаясь далее к северо-востоку, Цезарь снова встретил сопротивление, и около Намюра разыгралась большая битва, в которой римляне, застигнутые почти врасплох, были в весьма опасном положении, но благодаря распорядительности и храбрости Цезаря, который сам бился в первых рядах, одержали наконец блестящую победу. Она отдала под власть Рима всю область от границ провинции Нарбонны до устьев Рейна. В следующем (56) году Цезарь покорил всю область от устьев Рейна до Бретани, ее занимали венеты, самое многолюдное и развитое кельтское племя. Они оказали упорное сопротивление, и решительный удар нанесен им был в большом морском сражении, древнейшем, которое, сколько известно, происходило в Атлантическом океане. Римляне одержали в этой битве верх столько же благодаря счастливой случайности, сколько и благодаря своей находчивости и смелости: абордажные мосты римлян оказались совершенно непригодными против парусных кораблей, которые были гораздо выше римских, но римляне немедленно нашли способ ножами на шестах перерезать реи на судах неприятеля, благодаря чему паруса падали и корабли становились почти неподвижными. Чтобы избежать этого, венеты направились вдаль от берега, в чистое море, куда не могли следовать за ними гребные суда римлян, но внезапно наступил полнейший штиль, римляне подошли к венетскому флоту и овладели им без труда. К 55 г. Цезарь укрепил владычество Рима на всем пространстве Галлии. В этом году он произвел ужасное избиение тенктеров, которые в числе до 400 000 человек переправились на левый берег Рейна, затем сам перешел на правый берег реки и принудил ближайшие племена подчиниться Риму. В 55 и 54 гг. Цезарь переправлялся на Британские острова и хотя не утвердил здесь римской власти, но все-таки достиг того, что в следующие годы кельты на материке не получали уже, как прежде, поддержки от кельтов, живших на островах. Германцы были отражены, кельты покорены. Но иногда удержать нацию в подчинении бывает труднее, чем покорить ее. Утверждение чужеземного господства пробудило в кельтах патриотизм и энергию. Племенные раздоры прекратились, когда все племена попали под чужую власть. По всей стране началось брожение, а когда по приказанию Цезаря был убит один из наиболее уважаемых кельтских аристократов, Думнорикс, за то, что не подчинился требованиям римских властей, отчаяние и страх заставили действовать всех тех, кто чувствовал так же, как Думнорикс, и, следовательно, мог опасаться его участи. И вот зимою 54/53 г. внезапно вспыхнуло во многих местах восстание. Легионы стояли небольшими отрядами на зимних квартирах. Самый большой из таких отрядов, почти легион, был совершенно уничтожен, другой легион едва уже держался, когда подоспел Цезарь и с отчаянными усилиями спас его. Благоразумными и энергичными мерами Цезарь усмирил восстание и жестоко наказал его зачинщиков. Перейдя снова Рейн, он нанес сильные удары и тем пограничным племенам, которые вступали в сношения с заговорщиками. Но возбуждение кельтов не улеглось. Когда в конце 53 г. Цезарь уехал в Италию – где, как увидим, отношения крайне осложнились, так что казалось, что все идет к открытому столкновению с Помпеем,- в Галлии вспыхнуло новое и сильнейшее восстание. Во главе движения стал арвернец Верцингеторикс, человек весьма даровитый и смелый. Кельты рассчитывали воспользоваться именно отсутствием Цезаря, они надеялись истребить римские отряды, прежде чем появится среди них грозный римский вождь, но Цезарь снова прибыл к своим войскам гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. На этот раз, однако, дела пошли не так успешно. Разбить Верцингеторикса Цезарю не удалось: кельтский вождь уклонялся от боя и отступал, завлекая Цезаря за собой в области совершенно опустошенные, где римское войско терпело во многом недостаток, а кроме того, подвергалось постоянно мелким нападениям кельтской конницы, не дававшей римлянам покоя. Цезарь потерпел даже серьезную неудачу под стенами Герговии: произведенный им штурм был отбит и римское войско понесло столь тяжкие потери, что должно было поспешно отступить. Многие помощники Цезаря настоятельно советовали отойти в римскую провинцию и там обороняться, т. е. советовали отказаться от Галлии. Но Цезарь, несколько пополнив свое войско, снова обратился на неприятеля, хотя теперь к восставшим присоединилось много кельтов, которые до битвы под Герговией еще колебались. Цезарь встретился с Верцингеториксом около города Алезии, в нынешнем департаменте Кот-д'Ор. Кельтское ополчение укрепило свой лагерь, переняв этот обычай римлян. Цезарь не решился на штурм и тоже стал лагерем. Затем, стянув к себе все, чем мог располагать, он отрезал все пути сообщения Верцингеторикса. В войске кельтов скоро начались болезни и распространилось уныние. По вестям о трудном положении Алезии собралось второе огромное ополчение. В числе до 250 000 человек, подошло оно к Алезии и штурмовало лагерь Цезаря. Произошла отчаянная битва, долго остававшаяся нерешительною, но окончившаяся полной победой Цезаря, нападавшее ополчение было совершенно рассеяно. После этого Алезия вскоре сдалась. Верцингеторикс имел возможность бежать, но он счел своим долгом разделить участь тех, кто вверил ему свою судьбу, и вскоре его принудили сдаться Цезарю. Он был обезглавлен через пять лет, во время триумфа Цезаря. Погибая в тяжелой борьбе, великие народы выдвигают иногда деятелей высоко гениальных, как Ганнибал и Верцингеторикс. Оба они велики не только военными подвигами, а еще более тою борьбой против эгоистов и трусов, которую они вели среди своего народа. Одолеть их антинациональную политику и спасти свой народ от иноземного ига не было суждено ни тому, ни другому, но оба они умели вдохнуть мужество в лучших представителей погибавших народностей и геройскою обороною избавили родину от срама подобной гибели. Ганнибал боролся непреклонно до конца, Верцингеторикс погиб почти добровольно, в его чисто кельтском поступке много рыцарства, но тот человек, который мог отстаивать свой народ, который знал, что он своему народу нужен, не должен был бы жертвовать собой добровольно. Падение Алезии, разгром ополчения и особенно плен Верцингеторикса положили конец сопротивлению кельтов, после этого пришлось усмирять лишь несколько сравнительно слабых попыток восстания. Цезарь со своей стороны не искал полной победы и очень милостиво относился ко всем покорявшимся: срок полномочий его приближался, уже велись интриги, чтобы лишить его власти еще ранее срока, и он предвидел, что ему предстоит борьба в Италии. Во всяком случае, Галлия была покорена, и покорена окончательно. В течение длинного ряда лет, когда во многих концах Римского государства вспыхивали волнения и бунты, Галлия оставалась неизменно верною своим новым господам. Цезарь повсюду оставил почти без перемен внутреннюю организацию, но доставил везде власть приверженцам Рима. Он всеми способами награждал и поддерживал их, наиболее выдающимся деятелям доставил римское гражданство, даже открыл надежду войти в сенат. Отдельные общины были, конечно, обложены определенными денежными данями. В том, что Цезарь сумел своими распоряжениями столько же подчинить Галлию римской власти, сколько покорил ее оружием,- огромная его заслуга. Одновременно с завоеванием Галлии римские легионы более или менее успешно действовали в Далмации, по границам Македонии и даже по нижнему течению Дуная. Но завоевание Галлии далеко превосходило по своему значению все подобные столкновения: оно является важнейшим фактом в истории всех европейских народов. Цезарь отразил и почти на 500лет отсрочил то передвижение полуварварских еще германских племен, которое совершилось в 5 веке. Этим он дал время эллино-римской культуре так распространиться и, главное, так укрепиться в массе населения, что новые народы уже не смыли этой культуры, а, наоборот, сами ей поддались и ее усвоили. Без дела Цезаря наша современная культура была бы оторвана от эллино-римской, блестящие результаты классической культуры остались бы нам столь же чуждыми и далекими, как теперь остаются нам далеки и чужды культуры Индии или Вавилона, и европейская цивилизация, все умственное развитие европейских народов шло бы несравненно медленнее, было бы беднее содержанием и однообразнее по формам, и тысячелетние усилия всех европейских народов на поприще наук и искусства все-таки не дали бы многого прекрасного, что возросло на прочном и блестящем основании, какое представляет собою эллино-римская культура. |