При работе с рукописями нельзя не обратить внимание на многочисленные интерполяции – позднейшие вставки в текст с целью легитимации новых догм. Интерполяции встречаются даже в самых древних рукописях, то есть «засвидетельствованы задолго до 1000 года», чего не может быть, так как мотивировка для подобных вставок появляется значительно позже. Соответствующая рукопись не может быть старше ставшей необходимой интерполяции. Истории, связанные с древними рукописями, кодексами, с тем, как их находили, бывают подчас увлекательнее фантастических романов. Возьмем, например, Дидахе, своего рода предписание для церковнослужителей (см. Венгст, 1984). Хотя сегодня Дидахе и не принадлежит к канону, в средневековье текстом этим часто и охотно пользовались, не исключая его из числа канонических. Многие «отцы церкви» – люди, стоявшие у истоков, «II—V BB.», – по меньшей мере упоминают это название. Единственный дошедший до нас текст – Иерусалимский. Он написан предположительно в 1056 году, в 1873 найден в Константинополе и четыре года спустя привезен в Иерусалим (отсюда и его название). Я думаю, что до создания Иерусалимского кодекса (XI век) Дидахе вовсе не существовал. В XV веке, в результате внутренних церковных распрей, он был исключен из канона. Подлинность Дидахе должен был подтвердить и следующий «криминальный роман». Еще одна греческая его рукопись XIII—XIV вв. была якобы найдена в Константинополе в первой половине XV века в рыбной лавке, где она использовалась в качестве оберточной бумаги для отпускаемого товара (чем объясняется, почему многие листы утрачены). Нужно ли говорить, что простые люди той эпохи – в том числе и рыботорговцы – испытывали глубочайшее уважение к написанному слову и никогда бы не решились употреблять папирус или пергамент для повседневных нужд? Или мне следует высмеять эту ложь еще и другим образом? Но на этом подобная роману история не заканчивается. Дальше будет еще смешнее: начинается история злоключений этого кодекса. Пройдя якобы через многие руки и места хранения, в 1580 году кодекс попадает в монастырь Маурсмюнстер в Эльзасе (я бы сказал, там он и был создан); в 1793 или 1795 рукопись «переезжает» в государственную библиотеку в Страсбурге и сгорает там во время франко-прусской войны (к счастью для нее, ибо иначе подлог давно бы уже обнаружился). Правда, в Йене в 1843 году он был напечатан (почему, собственно, так поздно?). Еще есть три копии гуманистов (после 1579 года) и даже печатное издание 1592 года. Но для доказательства подлинности Дидахе этого, к сожалению, мало. Итак, вернемся к найденному в 1873 году Иерусалимскому кодексу (написанному якобы в XI веке). В нем, помимо прочего, содержится Послание Варнавы, имеющееся только в Синайском кодексе, уже взятом нами на подозрение. Еще имеется несколько фрагментов этого Послания, которые, соответственно, должны быть столь же древними. Лучше других сохранившийся фрагмент содержит 6 стихов из главы 9; его цитирует Климент Александрийский, монах, уже разоблаченный нами как фигура вымышленная. Есть еще и осовремененные латинские переводы Дидахе (X в., северная Франция), но я уверен, что если только удастся организовать исследовании этих документов, обман немедленно откроется. Текст Дидахе демонстрирует знакомство с Евангелием от Матфея, написанным предположительно не ранее 1050 года. По крайней мере, с этой точки зрения датировку Иерусалимского кодекса можно смело принимать за время создания Дидахе: 1056 год. Другие «неканонические» писания: 2-е Послание Климента (его «удостоверял» уже Евсевий) и письмо к Диогенету – еще легче распознаются как изделия XI века. Существует также и третье Послание Климента, написанное в 1170 году в Сирии и там же присоединенное к Евангелию. С XVII века богословским кругам известно, что Послания Игнатия, Климента и некоторые другие – подделки. И все-таки мирянам они преподносятся как богодухновенное назидание (см. также Детеринг, с. 91 и далее). Собственно, Послания эти – суть проповеди; интерполяции, в них присутствующие, должны были «прибавлять» им подлинности. Хотя достаточно присмотреться хотя бы к форме, чтобы понять: о подлинности этих Посланий не может быть и речи. Ни в случае «Откровения Иоанна», ни названных выше «авторов», ни самого Павла мы не имеем дела с письмами. Всех превзошел Павел: в «Послании к Галатам» (6, 11) он предупреждает, что собственноручно писал маюскулами, то есть «заглавными буквами», чтобы подчеркнуть подлинность своих слов. Однако авторитетнейший церковный писатель второй половины II века Юстин ничего не знает о «Посланиях» Павла. Поэтому неважно, писаны ли они маюскулами или минускулами, строчными буквами. И все-таки иногда – в виде исключения – анализ формы текста помогает дать исходную точку, позволяет определить примерные хронологические ориентиры. Например, нам известно, что в Европе арабские цифры вошли в употребление только с XII века. Как же тогда быть с латинскими манускриптами, содержащими арабские цифры, но датированными X веком (Бишоф, 1979)? При написании истинной истории подобную датировку следует поставить под сомнение. На уже упоминавшейся берлинской выставке помимо разворота Италы экспонировался пергаментный лист из «Георгик» Вергилия («пятый век»), написанный монументальным шрифтом («который недолгое время использовался для записи книг, но, в основном, для гравирования надписей на камне»). Разумеется, речь идет, как всегда, об экземпляре единственном и неповторимом. Так что вдумчивому критику, за исключением таких вот редких исходных точек, буде он захочет проверить датировку той или иной рукописи, следует все же исходить из ее содержания. Вот еще один пример: проанализировав образ Иуды Искариота, можно приблизиться к пониманию личности его авторов. Иуда «назначается» ответственным за всех евреев, которые убили Божьего сына. При этом важную роль играют высказывания жертвы, например, что лучше пусть умрет один человек, чем погибнет весь народ. Избранный – это что-то вроде короля на один день, театрального персонажа, жертвы, которой в качестве проводника к жертвеннику дан Иуда. Во всем этом чувствуется стилизация усвоенных восточных идей и в то же время открещивание от них, которому придан драматургический характер. Классический проводник к жертвеннику становится сопроводительной жертвой из скифского погребального ритуала; Иуда целующий становится Иудой – самоубийцей. Перекроем сцену социологическим задником XI века с первыми преследованиями евреев в рейнских городах, и мрачная драма Иуды станет нам понятнее. Кроме уже названных манипуляций, отметим еще и следующий часто употребляющийся трюк: взаимное цитирование. Якобы один античный автор знаком с сочинениями другого античного автора, продолжает их и пишет о них. Но ведь в настоящей литературе далеко отстоящего от нас времени, если таковая вообще существует, – это не правило, а, скорее, исключение. Типичный пример «взаимного цитирования»: в «Иудейских древностях» (20,7,2) Иосиф пишет о правителе Феликсе и Симоне Маге. Этисведения подтверждаются Тацитом («История», V, 9) и в «Деяниях Святых Апостолов» (24; 24-26). Такие перекрестные ссылки не только крайне подозрительны, но и смешны, если учесть, что Тацит и Иосиф (которые были призваны «удостоверять» Святого Луку из «Деяний») признаны фальсификациями. «Взаимоудостоверение» церковных текстов, кстати, совершалось лишь фрагментарно. Сначала никто не знал, что нуждается в подтверждении, так как текстов подобного рода вовсе не существовало. Часто оставляли пустые места для последующего заполнения, и некоторые так и не были заполнены, как, например, списки трудов отцов церкви. Теперь утверждается, что труды эти утеряны. Понятно, только не очень правдоподобно. |