На рассвете 28 июня (9 июля) 1762 года Алексей Орлов в карете приезжает в Петергоф. Парк еще дремлет в белом тумане северной летней ночи. Кое-где видны призрачные силуэты гольштейнских солдат. Оставив карету на дороге, Алексей неслышно пробирается среди кустов к боковому входу павильона «Монплезир». Быстро проходит через гардеробную, где видит придворное платье императрицы для встречи мужа. Через минуту камеристка Шаргородская будит крепко спящую Екатерину. Сообщает ей, что приехал Алексей Орлов и срочно хочет поговорить с Ее величеством. Екатерина мгновенно собирается с мыслями. Еще в ночной рубашке, она принимает Алексея, сидя в постели. У него боевое выражение на лице.
– Пора вставать, – говорит он. – Все готово для провозглашения вас императрицей.
И добавляет:
– Капитана Пассека арестовали. Надо уезжать отсюда!
На этот раз у Екатерины никаких сомнений. У нее почти звериное чутье на выбор нужного момента. Она инстинктивно понимает, когда надо отступить, а когда наступать. И вот она уже на ногах и одевается, «даже не помывшись». Шаргородская, дрожа, помогает ей. Едва застегнув последнюю пуговицу, обе женщины выходят вслед за Алексеем и спешат к карете. Екатерина садится в экипаж, горничная – рядом, верный слуга Шкурин, которого они разбудили, проходя мимо, встает на запятки вместе с лейтенантом Бабиковым. Алексей вскакивает на козлы рядом с кучером, и упряжка с места галопом вылетает на дорогу в Санкт-Петербург. Время от времени Алексей оглядывается: нет ли погони. Неожиданное бегство сквозь туман, утренняя свежесть, толчки на ухабах, крики кучера, страх, что догонят, надежда на удачу – все для Екатерины смешалось в какое-то радостное возбуждение. Вдруг она заливается хохотом: горничная потеряла туфлю по дороге, а у нее самой на голове – ночной чепчик с кружевами. По дороге встречают Мишеля, француза-парикмахера, шедшего на ежедневную свою работу – делать прическу Ее величеству. Берут и его. В карете он наспех причешет императрицу. Лошади, проделавшие уже тридцать верст, начинают уставать. Одна из них спотыкается и падает, с трудом поднимается. Выдержат ли обратный путь? В спешке Алексей не подумал о перекладных. Он злится при мысли, что из-за него отличный замысел может окончиться катастрофой. Но на дороге появляется крестьянин на телеге с двумя лошадьми. Алексей и Шкурин останавливают его и просят обменять его свежую упряжку на их уставших коней. Мужик соглашается, и карета мчится дальше во весь опор. За несколько верст до столицы Екатерину поджидает князь Барятинский с открытой коляской. Она быстро пересаживается. Тут же Григорий Орлов, верхом на коне. Он выехал навстречу беглянке. При виде любимого, такого прекрасного и полного решимости, Екатерину охватывает восторг. Какое-то время он гарцует, сопровождая коляску, гордый тем, что сопровождает ее на пути к славе. Затем пришпоривает коня и скачет в Измайловский полк сообщить о прибытии императрицы.
В семь часов с минутами коляска останавливается перед казармой. Слышится барабанный бой. С бьющимся сердцем Екатерина, в траурном платье, стройная и прямая, идет к солдатам, от которых зависит ее судьба. Поднявшись на стременах, Григорий Орлов отдает ей честь саблей. Бояться ей больше нечего: солдаты горят желанием защитить ее. К тому же им была обещана водка. Как только она подходит, ряды распадаются и воздух оглашается мощным криком: «Матушке Екатерине ура!» Полковой священник с поднятым крестом благословляет ее. Офицеры окружают несчастную императрицу, и она просит у них защиты. Они преклоняют колена и целуют полы ее плаща. И граф Кирилл Разумовский, командир полка, преклоняет колено. Затем встает и пробует добиться тишины. Но крики радости не прекращаются. Наконец, перекрывая шум, Кирилл Разумовский провозглашает Ее величество императрицу Екатерину единственной и полновластной государыней всея Руси; от имени солдат он произносит клятву верности.
Теперь – в путь, к казармам Семеновского полка! Впереди в торжественном облачении идет священник с высоко поднятым крестом. Вокруг открытой коляски с императрицей едут верхом Григорий Орлов, Кирилл Разумовский, другие офицеры. Лица их возбуждены. За ними – нестройная толпа ликующих солдат. Они кричат: «Ура матушке Екатерине! За нее готовы смерть принять!» Семеновский полк с энтузиазмом присоединяется к Измайловскому, и разросшийся людской поток катится теперь к другим казармам. Повсюду солдаты с радостью присоединяются. Исключение – Преображенский полк, где заговорщикам не удалось убедить офицеров. В этом отборном полку служит капитан Семен Воронцов, родной брат любовницы императора. Для него судьба императора – это и судьба его сестры. Вместе с майором Воейковым он обращается с речью к солдатам, приказывает оставаться верными присяге царю и идет с ними навстречу бунтовщикам. Недалеко от церкви Казанской Божией Матери два потока встречаются. Сторонников Екатерины явно больше. Но они явились беспорядочной толпой, большинство солдат – без оружия, тогда как Преображенский полк снаряжен как положено, под командованием офицеров он являет собою дисциплинированную колонну, настроенную весьма решительно. На призывы Григория Орлова Семен Воронцов отвечает категорическим отказом. Ружья сняты с ремней. Наступает роковая минута. Если преданный царю полк откроет огонь, в толпе, окружающей Екатерину, начнется паника, и тогда – преследование, аресты, тюрьма, смерть. Вдруг майор Преображенского полка Меньшиков кричит: «Ура! Да здравствует императрица!» Секундная пауза, и крик этот подхватывает хор солдат. Они выходят из строя и бросаются к своим товарищам, обнимают их, встают на колени перед Екатериной, обвиняют своих офицеров в обмане. Воейков и Воронцов надламывают шпаги. Их арестовывают.58
Ясное летнее утро, воздух свеж, на небе ни облачка. На Невском проспекте столько народу, что проехать почти невозможно, несмотря на ширину улицы. Горожане, сбежавшиеся со всех сторон, смешались с солдатами и восхваляют героиню дня. Вокруг коляски – море радостных лиц. Над головами ружья и сабли, солдаты машут ими. Тысячи голосов сливаются в одном крике: «Катерина! Матушка Екатерина!» Коляска с трудом подъезжает к церкви Казанской Божией Матери. Через три часа после того, как ее вытащил из постели Алексей Орлов, Екатерина твердым шагом направляется к ожидающим ее служителям церкви. Войдя в храм, она сознает, какую службу сослужили ей молитвы при народе. В окружении священников архиепископ Новгородский приветствует ее как царицу-самодержицу и благословляет ее и ее отсутствующего сына, «престолонаследника царевича Павла Петровича». После непродолжительной церемонии Екатерина направляется в Зимний дворец все в той же коляске и с тем же эскортом из братьев Орловых и Кирилла Разумовского. На набережной перед дворцом и позади него, на огромной площади, напоминающей полевой лагерь, расположились шесть полков и вся артиллерия гарнизона. Священники благословляют солдат, стоящих на коленях со склоненными головами. Войдя в свои апартаменты, Екатерина потребовала, чтобы ей привели сына-царевича. Граф Панин тотчас приводит его. Мальчик только что проснулся, на нем ночная рубашка и ночной колпак. Она берет его на руки и подходит к открытому окну. Увидев их, толпа ревет от восторга. Испугавшись крика, восьмилетний Павел инстинктивно прижимается к матери. В эту минуту нежный ребенок с белокурой кудрявой головкой помогает ей узаконить ее поведение в глазах подданных. Однако не следует допускать, чтобы он превзошел ее, когда вырастет, в глазах народа. Она собирается царствовать не только пока он несовершеннолетний, но и после этого, пока позволят силы. Сиюминутная двусмысленность оказывает ей услугу, но не должна связывать ее в будущем. Пусть другие думают что хотят, а она неуклонно следует той линии, которую давно для себя наметила. Тут и княгиня Дашкова приехала, она кидается в объятия «своей» царицы. Они радостно обнимаются. «Слава Богу!» – восклицает Екатерина. По ее приказу двери дворца распахиваются для всех: сегодня каждый должен иметь возможность приблизиться к своей императрице. Члены Священного Синода, сенаторы, высшие сановники, придворные вельможи, послы, горожане, купцы – все толпятся в салонах и, расталкивая друг друга локтями, встают на колени перед Ее величеством, поздравляют ее. В течение нескольких часов Екатерина, улыбающаяся и сияющая, принимает поздравления высокопоставленных лиц и простолюдинов. А на улице тем временем зачитывают манифест, отпечатанный ночью, и раздают его желающим. Вот этот текст, написанный Кириллом Разумовским и подсказанный, по-видимому, самой Екатериной:
«Мы, Екатерина II.
Всем прямым сынам отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству начиналась самым делом, а именно закон наш православный греческий первее всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так что церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона. Второе, слава российская, возведенная на высокую степень своим победоносным оружием, чрез многое свое крово-пролитие заключением нового мира с самым ее злодеем отдана уж действительно в совершенное порабощение, а между тем внутренние порядки, составляющие целость всего нашего отечества, совсем испровержены. Того ради, убеждены будучи всех наших верноподданных таковою опасностью, принуждены были, приняв Бога и его правосудие себе в помощь, а особливо видев к тому желание всех наших верноподданных явное и нелицемерное, вступили на престол наш всероссийский и самодержавный, в чем и все наши верноподданные присягу нам торжественную учинили».
Зарубежные дипломаты знакомятся с документом, большинство из них радуются. Какой поворот в первый же день! Несомненно, после такого развенчания Фридриха II в манифесте Екатерина порвет союз с Пруссией и вернется в содружество с Францией и Австрией. Посол австрийский, Мерси д'Аржанто, выражает императрице свое удовлетворение, но она слушает его равнодушно и говорит о другом. Невозможно понять, о чем думает эта спокойная, сильная женщина, которая в момент наивысшего напряжения и ожидания любезно беседует со своими поклонниками. Время от времени она отдает вполголоса приказы братьям Орловым, Кириллу Разумовскому или Панину: пусть проследят, чтобы не очень много спиртного раздавали, во избежание беспорядков надо перекрыть все въезды в город и запретить движение по дороге Петербург – Ораниенбаум, чтобы император как можно позднее узнал о перевороте…
И действительно, хотя первый успех был несомненным, партия отнюдь не окончена. Если Екатерина располагает несколькими наспех собранными полками, Петр может рассчитывать на все армии, собранные в Ливонии для ведения войны против Дании, и на флот, стоящий у острова-крепости Кронштадта. Если начнут энергично наступать и с суши и с моря, Санкт-Петербург не продержится и двух часов. Значит, необходимо любой ценой обогнать императора и обеспечить себе поддержку флота. Немедленно в Кронштадт направляется адмирал Талызин с указом императрицы, предоставляющим ему полную свободу действий.
Во второй половине того же дня ничего еще не подозревающий Петр выезжает из Ораниенбаума в Петергоф, где хочет на следующий день отпраздновать свои именины, как он предписал Екатерине. С ним следуют: его любовница Елизавета Воронцова, генерал Миних, вызванный им из Сибири, где он провел в ссылке двадцать три года, посол Пруссии барон Гольц, князь Трубецкой, канцлер Михаил Воронцов, сенатор Роман Воронцов, а также семнадцать придворных дам в парадных туалетах. Кареты останавливаются у павильона «Монплезир». Все тихо. Двери и окна закрыты. Тщетно пытаются найти прислугу. Наконец подходит офицер охраны и бормочет: «На рассвете императрица бежала. Дом пуст». Взбешенный, Петр отпихивает офицера, кидается к дому, кричит: «Катерина! Катерина!», словно не веря в ее отсутствие. На вдруг ослабевших ногах переходит он из зимнего сада в китайский кабинет, из приемной – в музыкальный салон. Вдруг раздаются шаги. Это она. Она пряталась. Разыграла его. Как во времена их отрочества. Он кидается вперед и встречается носом к носу с канцлером Михаилом Воронцовым. Засыпает его вопросами, а тот в смущении бормочет: он только что узнал от тайного агента, что в Санкт-Петербурге Екатерина провозглашена императрицей. Тут же вся спесь сошла с Петра. Повиснув на шее Михаила Воронцова, он замирает, задыхаясь, рыдает, а тот пытается его подбодрить: «Крепитесь, Ваше величество! Смелее! Одного вашего слова, одного властного взгляда достаточно, и народ падет на колени перед царем! Солдаты гольштейнского полка готовы выступить! Мы сейчас же пойдем на Петербург!» Но Петр не решается на противостояние. Он ищет другие ходы. Бегает по комнате взад и вперед, теряет сознание, приходит в себя, пьет бургундское большими стаканами, диктует списки людей, подлежащих аресту за участие в заговоре, составляет один за другим два манифеста, обвиняющих Екатерину, заставляет придворных переписывать их в нескольких экземплярах, умоляет Михаила Воронцова ехать в Санкт-Петербург вместо себя и приказать мятежным полкам подчиниться, потом отметает этот план, велит собрать гольштейнских солдат, оставшихся в Ораниенбауме, а когда они приезжают, заявляет, что не нуждается более в их услугах, и, наконец уступая уговорам Миниха, соглашается поехать в Кронштадт, где флот и гарнизон его поддержат. Но ехать туда без женщин отказывается. Он пьян, шатается, плачет; его поддерживают под руки и в десять часов вечера наконец приводят на яхту. Вся пищащая орава дам, во главе с Елизаветой Воронцовой, следует за ним в галере.
В час ночи, при неестественном свете летнего неба над заливом, на рейде Кронштадта появляется яхта. Когда крепость уже на расстоянии голоса, Миних объявляет о прибытии императора.
– Нет больше императора, – отвечает вахтенный офицер. – Возвращайтесь в море!
Миних настаивает. Тогда офицер отвечает, что и флот и гарнизон принесли присягу императрице. Если суда тотчас не удалятся, будет дан залп из орудий на уничтожение. Так Талызин, посланный Екатериной, опередил царя. Несмотря на предупреждение, Миних не сдается и уговаривает Петра высадиться на остров. Не посмеют же стрелять в царя. Как только он высадится на сушу, эти кронштадтские безумцы раскаются и побросают оружие. Но Петр в страхе забился в каюту, весь дрожит и клацает зубами. Ведь до сих пор он имел дело лишь с деревянными солдатиками. Пусть оставят его в покое! Он плачет и громко икает. Вокруг – орущие, писклявые дамы. Зрелище настолько жалкое, что Миних не выдерживает и смеется, а потом приказывает яхте разворачиваться обратно.
На рассвете 29 июня судно причаливает у летней резиденции в Ораниенбауме. Миних предлагает царю немедленно пересесть на другой корабль и отправиться в Ревель. Оттуда можно добраться до армии, готовой к походу на Данию. С этими войсками будет нетрудно отвоевать трон. «Поступите так, государь, и через полтора месяца Санкт-Петербург и вся Россия будут у ваших ног! Ручаюсь головой!» Все эти слова лишь утомляют Петра. Он не хочет больше принимать никаких решений. Единственное, чего он хочет, – это лечь спать и чтобы рядом сидела Елизавета Воронцова. Выпроводив всех, кроме нее, он бросается в постель.
* * *
В момент, когда Петр плывет к Кронштадту, Екатерина надевает мундир офицера Семеновского полка. Для мужского занятия нужна и одежда мужская. Наспех пишет она записку в Сенат:
«Господа сенаторы, я теперь выхожу с войском, чтоб утвердить и обнадежить престол, оставляя вам, яко верховному моему правительству, с полной доверенностью под стражу: отечество, народ и сына моего». Затем выходит из дворца по наружной лестнице перед выст |
Главная