Каффарелли дю Фальга, чей разговор, по оценке Бурьенна, «отличался живостью, умом и веселостью», одаренный пылким воображением Монж, все же имевший «некоторую склонность к набожности, согласовавшуюся с понятиями Наполеона», материалист Бертолле с его отвлеченным умом. Этот материализм более всего не нравился генералу.
Кем был он сам? К кому обращался в ночь перед Ватерлоо, шепча грохочущим небесам «мы заодно»?
«Мы заодно». Так не разговаривают с Богом. «Заодно» бывают только с равными.
Атеист? Стихийный деист? Верующий?
«Я умираю в римской апостолической вере», – будет диктовать он на смертном одре.
Но до этого еще очень далеко – больше двух десятилетий.
Он еще не насытился. И сейчас рвется в африканское пекло, чтобы «заполнить время» и стать халифом на час. Отдохнуть перед решающим рывком. Тем самым, который даст ему власть большую, чем у короля.
Звезда и Судьба – эти слова он пишет с больших букв.
Когда Звезда померкнет после Абукира, а затем скроется за стены Сен-Жан-д’Акра, он будет умолять ее вновь явиться его острому взору. Циничные парижские вожди вскроют конверт от Бонапарта, проделавший путь в сотни лье, и прочтут слова с заглавными буквами.
Трижды она поможет ему избежать гибельных встреч с морскими львами – по дороге в Египет, на обратном пути, и, наконец, когда он помчится в последнюю материковую гастроль.
Одиссей, бросивший вызов Богам, он будет ждать ее света московскими ночами, но они принесут лишь тупую бессонницу.
Впервые он вырвался на простор. Нужно быть подальше от Европы, этой «кротовой норы»! Ведь истинно великие дела вершатся на Востоке.
В Италии он отчитывался за каждый шаг, а «адвокаты» из Директории могли снять его с должности в любой момент. Однажды они, напуганные его растущей славой, решили разделить победоносную армию надвое, но он дал достойный отпор завистникам.
«Во время моих итальянских кампаний Директория только и делала, что тявкала; она пробовала мне указывать: в ответ я посылал ей мадонн из чистого серебра, она умолкала, и моя армия продолжала идти вперед».
В Египте он будет настоящим властителем, а не просто генералом, одним из многих, и его натура обретет небывалый размах и могучее единство.
«Когда хорошая погода позволяла, то он выходил на палубу, которая своей обширностью действительно уподоблялась гульбищу».
«Когда человек подал в море, то главнокомандующий не мог успокоиться до тех пор, пока его не спасали».
Он слушал музыку и смотрел в море, выглядывая Нельсона. Навстречу попадались корабли. Бонапарт беседовал с капитанами и забрасывал их вопросами: откуда и куда плывете? В конце разговора просил их обещать, что никому не расскажут о встрече с большой французской эскадрой.
Что там молвят граждане Монж, Бертолле, Каффарелли и эти рубаки-безбожники, не боящиеся ни черта, ни дьявола? естество и европейский рацио? 

космос вполне объясним, ведь Лаплас уже это сделал? долой сверхъестественное?
– Говорите, что хотите, – бросил он им, – а кто все-таки сотворил все это?
И кивнул на звездную россыпь.
Девятого июня он увидел на горизонте каменную глыбу мальтийской крепости.