Среди множества мероприятий, предусмотренных Коронационной комиссией, была запланирована и раздача 400 тысяч царских гостинцев. Причем заранее известили о дате и о месте раздачи – 18 мая, Ходынское поле. «Гостинец» включал полфунта колбасы (200 г), сайку, кулек конфет, кулек орехов, пряник и памятную эмалированную кружку с царским вензелем. Все это было завернуто в яркий ситцевый женский платок. Так как раздача подарков готовилась заранее, москвичи (особенно беднота) с интересом следили за тем, что происходило на Ходынке, и внимательно прислушивались к гуляющей по городу молве.
А на Ходынском поле, где в обычные дни проходили полевые войсковые учения, построили царский павильон и 20 бараков-складов, куда свезли подарки и сотни бочек водки и вина.
Вдоль Петербургского шоссе в сторону Ваганькова построили 150 павильонов – буфетов, помосты для выступления артистов цирка и театров. Зрители должны были увидеть сцены из оперы «Руслан и Людмила», спектакль «Конек-горбунок», народное массовое действо «Ермак Тимофеевич», знаменитого дрессировщика с труппой дрессированных животных, любимца москвичей Владимира Дурова.
Было решено использовать и традиционные развлечения простонародья на ярмарках и гуляньях: в нескольких местах Ходынки врыли высокие гладко обструганные столбы, на макушках которых должны были появиться сапоги, самовары, шапки и иные призы для тех ловкачей, которые сумеют добраться до желанной награды. Кроме того, по Москве гуляли слухи, что в каждом тысячном подарке лежит ассигнация: кто говорил в 10, а кто и в 100 рублей.
Следует отметить, что поле, пригодное для учебных боев и пехотных маневров, было изрыто солдатскими окопами, стрелковыми ячейками и траншеями. Кроме того, там было немало природных оврагов и ям, оставшихся после добычи песка и глины.
18 мая был субботним днем, ночь накануне выдалась очень теплой, и сотни тысяч москвичей (в первую очередь бедняков) решили провести время с вечера до утра под открытым небом, прямо на Ходынском поле, чтобы не опоздать к раздаче подарков. Причем, народ шел на Ходынку, как на праздник, – целыми семьями, а то и домами.
Около шести часов утра люди, отдыхавшие на поле, вдруг вскочили и бросились, как один человек, вперед. Со стороны Петербургского шоссе тоже скопилась огромная толпа. Известный московский репортер Владимир Алексеевич Гиляровский (впоследствии автор знаменитых книг о Москве и москвичах) единственный из газетчиков, оказавшийся на Ходынке, считал, что там собралось не менее миллиона человек. Эта гигантская масса народа была стеснена между линией павильонов-буфетов и все сильнее напиравшими новыми толпами, подходившими из Москвы и боявшимися, что раздача подарков начнется раньше объявленного времени и им ничего не достанется.
В. А. Гиляровский писал о произошедшем так: «Над миллионною толпой начал подниматься пар, похожий на болотный туман... Давка была страшная. Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишенные чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой. Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохнулся молча, умер без звука, и похолодевший труп его колыхался с нами. Рядом со мной кого-то рвало. Он не мог даже опустить головы».
Другой свидетель ходынского ужаса, П. Шостаковский, вспоминал: «И до предела сжатая человеческая масса всей невообразимой тяжестью качнулась в сторону буфетов. Люди тысячами повалились в ров, прямо на головы стоявших на дне. Вслед за ними падали еще и еще, пока ров не был завален телами доверху. И по ним шли. Не могли не идти, не могли остановиться».
Последствия катастрофы были ужасны – военные врачи и пожарные цепенели от вида множества страшно обезображенных мертвых тел. По официальным данным, на Ходынском поле погибло 1389 и более 1300 человек было ранено. По данным современного французского историка Марка Ферро, число раненых достигало 20 тысяч человек. И все это безумие продолжалось не более 15 минут, но когда толпа опомнилась, было уже поздно.
Николаю доложили о катастрофе в половине 11-го утра. От него требовалось принять решение – отменить все празднество и объявить траур или, сделав вид, что ничего особенного не произошло, продолжать торжества как ни в чем не бывало. И здесь, впервые после смерти Александра III, царская семья решительно разделилась. Категоричнее всех настаивала на прекращении дальнейших празднеств императрица-мать. Мария Федоровна потребовала примерно наказать московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, хоть он и был родным братом покойного императора. Она потребовала создать следственную комиссию, чтобы выявить и других виновников катастрофы. Марию Федоровну поддержал великий князь Михаил Александрович (двоюродный дед Николая II) и три его сына – Николай, Михаил и Сергей Михайловичи.
Однако в защиту виновника катастрофы выступили три его родных брата – великие князья Владимир, Алексей и Павел Александровичи. Их союзницей оказалась и молодая императрица, которая не могла дать в обиду Сергея Александровича – мужа своей любимой сестры Елизаветы Федоровны.
Николай, изрядно поколебавшись, принял, как и следовало ожидать, компромиссное решение: день 18 мая закончить по старой программе (главным образом, из-за того, что вечером должен был состояться бал у французского посла) и по политическим соображениям отменять его не следовало. А уж потом, если это будет возможно, празднества свернуть, заменив их посещениями больниц, раздачей пособий и всего прочего, приличествующего произошедшему несчастью. И, выполняя принятое решение, царь и царица отправились на Ходынку, где трупы уже были убраны, а кровь засыпана песком.
В два часа дня их императорские величества появились на балконе Царского павильона, грянул пушечный залп, заиграли военные оркестры, сотни тысяч людей обнажили головы и стали смотреть, как мимо павильона в четком строю пошли парадным маршем войска.
После этого Николай принял в Петровском дворце делегации крестьян и дворян Варшавы, отобедал вместе с московскими дворянами, а вечером отправился на бал к французскому послу – графу Луи-Густаву Монтебелло.
В первой паре танцующих Николай пошел с красавицей-графиней – женой посла, Монтебелло шел во второй паре с Александрой Федоровной, а главный виновник катастрофы – великий князь Сергей Александрович – шел следом за ними, словно демонстрируя безнаказанность и глубокую аморальность царской семьи. На следующее утро Сергей Александрович узнал, что Москва одарила его новым титулом – «князь Ходынский».
И Николай и Александра Федоровна понимали, что их пребывание на балу более чем двусмысленно, и, выполнив протокол, вскоре уехали в Кремль.
Утром 19 мая, будто опомнившись, они присутствовали на панихиде по погибшим и поехали по больницам, навещая раненых. Под впечатлением увиденного, царь приказал выдать каждой семье, в которой были погибшие, по 1000 рублей за человека и оплатить их похороны, а для осиротевших детей открыть особый приют.
Тогда же было начато следствие, но через два месяца виновным признали лишь московского обер-полицмейстера Власовского; его обвинили в нераспорядительности и служебной халатности, после чего отправили в отставку.
А вечером 19 мая состоялся еще один блестящий бал, правда, последний. Однако же он вызвал не меньшее возмущение, чем предыдущий, ибо давал этот бал не кто-нибудь, а сам «князь Ходынский».
И перед Россией вновь встал извечный вопрос: «А кто же нами правит?». |
Главная