Моё детство прошло в большой коммунальной квартире, где, впрочем, большинство комнат занимали семьи наших родственников и лишь часть — посторонние. В доме сохранялся традиционный дух большой крепкой семьи — постоянное деятельное трудолюбие и уважение к трудовому умению, взаимная семейная поддержка, любовь к литературе и науке. Мой отец хорошо играл на рояле, чаще Шопена, Грига, Бетховена, Скрябина. В годы Гражданской войны он зарабатывал на жизнь, играя в немом кино. Душой семьи, как я это с благодарностью ощущаю, была моя бабушка Мария Петровна, скончавшаяся перед войной в возрасте 79 лет.

 Для меня влияние семьи было особенно большим, так как я первую часть школьных лет учился дома, да и потом с очень большим трудом сходился со сверстниками». Детство, о котором Андрей Дмитриевич Сахаров писал в своей автобиографии, было, наверное, единственным периодом в его жизни, когда он не был одинок. Вокруг были родители и родственники, большая семья — ребёнок рос в атмосфере любви и заботы. А затем… 

На первый взгляд, Сахарова всегда окружали люди, считавшие его другом, и просто многочисленные знакомые, круг его контактов с людьми со всего мира был огромен, Андрей Дмитриевич любил (как он сам вспоминал) работать в коллективах и общаться с коллегами-учёными, рядом с ним были преданные и горячо любимые жёны. 

И всё-таки он часто был очень одинок. И дело здесь не в особенностях характера, не в каком-то снобизме и попытках поставить себя выше других. Просто Сахаров всегда был «не как все», его мысли и идеи, касающиеся как науки, так и общечеловеческих ценностей, были нетривиальны и не всегда понятны даже близким людям. В 1953 году после испытания на полигоне под Семипалатинском первой водородной бомбы «отец» советского ядерного оружия академик Курчатов с глубоким поклоном обратился к Сахарову: «Тебе, спасителю России, спасибо!».

 А позже Андрей Дмитриевич за две недели до каждого испытательного взрыва запирался в комнате и с ужасом подсчитывал количество возможных человеческих жертв в результате как самого взрыва, так и всё возрастающего радиоактивного загрязнения планеты. «Ядерное оружие, — писал учёный, — имеет смысл только как средство предупреждения ядерной же агрессии потенциального противника. То есть нельзя планировать ядерную войну с целью её выиграть». Зачем ему всё это? В 32 года — академик АН СССР, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда. Да об этом только мечтать можно, как говорится, «живи себе в своё удовольствие». Зачем идти против течения, зачем воевать против власти, которая дала ему всё?

 Да в том-то и дело, что Сахаров жил не ради материальных благ и званий, и даже любимая наука в конце концов отошла для него на второй план. Про таких, как Сахаров, говорят: «Он опередил своё время». Это, наверное, не совсем так, время опередить невозможно. Андрей Дмитриевич хотел, чтобы каждый человек на Земле был свободным в своих поступках и мыслях, и чтобы слова «права человека» стали святыми для всех. И этому он посвятил свою жизнь. В 1938 году Андрей Сахаров с отличием окончил школу. В выборе дальнейшего пути колебаний не было — Андрей пошёл по стопам отца и поступил на физический факультет Московского университета. 

После начала войны физический факультет был эвакуирован в Ашхабад, где в 1942 году Сахаров, также с отличием, закончил обучение. Ему предложили остаться на кафедре и поступить в аспирантуру, но юноша отказался. Некоторое время он работал на лесозаготовках в волжской глуши в Ульяновской области. «С этими днями связаны мои первые, самые острые впечатления о жизни рабочих и крестьян в то трудное время», — вспоминал Андрей Дмитриевич. 

В сентябре Сахаров решением Наркомата вооружений был направлен на оборонный завод в Ульяновске, где занял должность инженера-изобретателя. В 1943 году он женился на Клавдии Алексеевне Вихиревой, которая работала химиком-технологом на этом же заводе. Работая в Ульяновске, молодой инженер сделал четыре изобретения, одно из которых — устройство по контролю качества бронебойных патронов — было запатентовано. 

Предложенный им метод был включён в учебник как «метод Сахарова». В это же время Андрей Дмитриевич написал четыре статьи по теоретической физике и направил их на отзыв в Москву. Эти статьи так и не были опубликованы, но они, как вспоминал сам Сахаров, дали ему то чувство уверенности в своих силах, которое так необходимо каждому научному работнику. В 1945 году семья Сахаровых вернулась в Москву, где Андрей Дмитриевич поступил в аспирантуру Физического института АН СССР (ФИАН). Здесь и началась его головокружительная научная карьера. За восемь лет очень немногим научным работникам удаётся пройти путь от простого аспиранта до доктора наук, такое восхождение считается в научных кругах выдающимся результатом. А Сахаров за это время стал академиком, самым молодым в истории Академии наук, и это при том, что кандидатскую диссертацию он защитил на год позже, чем мог. 

Андрею Дмитриевичу повезло с руководителем — он попал «под крыло» Игоря Евгеньевича Тамма, знаменитого физика-теоретика, впоследствии ставшего лауреатом Нобелевской премии. Но Сахарову не повезло с марксизмом-ленинизмом — он провалился на экзамене по этому обязательному в те времена предмету. И дело пока ещё не заключалось в его политических взглядах — просто молодой учёный был полностью поглощён любимой физикой и не хотел тратить время на «всякие глупости». Надо сказать, что неудача на экзамене сильно ударила по бюджету молодого учёного — времена были тяжёлые и голодные, скудных аспирантских денег с трудом хватало на то, чтобы снимать комнату в пригороде, при этом на иждивении у Сахарова была неработающая жена и маленький ребёнок (всего у Андрея Дмитриевича от первого брака было трое детей — две дочери и сын). 

В 1947 году Сахаров всё-таки защитил диссертацию, а через год он был включён в научно-исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия, созданную по предложению Игоря Курчатова, организатора и руководителя работ по атомной физике в СССР. И 20 лет своей жизни Андрей Сахаров посвятил созданию и усовершенствованию ядерного оружия. «Субъективно я чувствовал, — писал учёный, — что работаю во имя мира, что моя работа укрепляет баланс сил и потому приносит пользу советскому народу, да и человечеству в целом». Сразу же после Второй мировой войны мир вступил в эпоху войны «холодной».

 СССР и США начали ядерную гонку, первый раунд в которой выиграли американцы — они создали и испытали свою атомную бомбу в 1945 году. Советский Союз это сделал четырьмя годами позже. Следующим этапом стало создание водородной бомбы, оружия гораздо более мощного и разрушительного, чем атомная бомба. Как известно, и советским, и американским физикам в создании первых послевоенных образцов ядерного оружия помогли данные разведки. Однако в случае с водородной бомбой ситуация была обратной — ошибочные разведданные привели к тому, что как в СССР, так и в США учёные на некоторое время зашли в тупик. Казалось, что преимущество в «интеллектуальной гонке» по созданию водородной бомбы имеют американцы. Ядерный центр в Лос-Аламосе располагал самыми современными на тот момент компьютерами, тогда как советские учёные до сих пор пользовались примитивными арифмометрами. 

Однако у Советского Союза был лучший интеллектуальный потенциал, был Андрей Сахаров. В 1948 году Сахаров в составе группы учёных, в основном молодых физиков-теоретиков, был направлен в советский аналог Лос-Аламоса — во Всесоюзный научно-исследовательский институт экспериментальной физики (ВНИИЭФ), в один из самых закрытых и засекреченных институтов в СССР. Эта группа под руководством И. Е. Тамма должна была проверить теоретическое обоснование проекта водородной бомбы, предложенного коллективом под управлением Я. Б. Зельдовича.

 И здесь Андрей Дмитриевич проявил своё нестандартное мышление, заставлявшее восхищаться лучшие умы планеты. Он не стал, как говорится, зацикливаться на идее, которая, как мы знаем, была ошибочной, а предложил свой проект бомбы, так называемую «слойку», или, говоря научным языком, «ионизационное обжатие дейтерия». 

Эта идея стала отправной точкой для создания советской водородной бомбы. Работы велись с невероятной скоростью, не замедлились их темпы и после смерти Сталина и ареста Берии, лично курировавших проект водородной бомбы. 

В ноябре 1952 года американцы, казалось, вновь добились перевеса в ядерной гонке. На полигоне Элугелаб было взорвано термоядерное устройство «Майк», которое по мощности в 500 раз превосходило сброшенную на Хиросиму бомбу. Однако «Майк» представлял собой огромную конструкцию величиной с двухэтажный дом и, по сути, не являлся бомбой. 

Ответом на взрыв «Майка» стало испытание 12 августа 1953 года на полигоне под Семипалатинском первой в мире водородной бомбы. Эти испытания восстановили ядерный паритет между СССР и США. Это была грандиозная победа советской физической школы, триумф Андрея Сахарова, которого стали называть «отцом водородной бомбы». Триумфом, который для самого учёного стал трагедией… Воочию убедившись в огромной силе своего детища (Сахаров вместе с коллегами и военным руководством присутствовал на полигоне), Андрей Дмитриевич понял, что оно в одно мгновенье может убить, буквально сжечь в пепел миллионы людей. Да, он был учёным, преданным любимому делу, тогда для него главной была наука, но научные исследования Сахарова и его коллег могли привести к всемирной катастрофе. 

Характерный эпизод произошёл на банкете после испытаний. «Выпьем за то, чтобы бомбы взрывались лишь над полигонами и никогда над городами», — провозгласил тост Андрей Дмитриевич. На это заместитель министра обороны Митрофан Неделин ответил с армейской прямотой: «Ваша, учёных, задача — укреплять оружие, а направить его куда надо военные и сами смогут». И Сахаров понял, что он становится «винтиком в страшной машине ядерной смерти», которая может взорвать всю планету. Ещё больше эти настроения усилились у Андрея Дмитриевича после испытаний водородной бомбы, сброшенной с самолёта. 22 ноября 1955 года страшный взрыв потряс казахскую степь и задел Семипалатинск. Были разрушены дома и строения, пострадали тысячи людей, двое человек — солдат и маленькая девочка — погибли. Сахаров, не прекращая работу над ядерным оружием, начал борьбу за запрещение ядерных испытаний. 

В 1958 году появились две статьи молодого академика, в которой приводились страшные расчёты: каждая мегатонна взорванной в атмосфере ядерной бомбы в будущем приведёт к 10 тысячам заболевших онкологическими заболеваниями. Некоторое время Советским Союзом соблюдался мораторий на проведение ядерных испытаний в атмосфере, однако в 1958 году он был нарушен. «Я не мог ничего поделать с тем, что считал неправильным и ненужным, — вспоминал в связи с прекращением моратория Андрей Дмитриевич. — У меня было ужасное чувство бессилия. После этого я стал другим человеком». И всё-таки настойчивая позиция Сахарова и некоторых его коллег за ограничение ядерных испытаний привела к успеху — в 1963 году в Москве был подписан договор «О запрещении ядерных испытаний в трёх средах — в атмосфере, космической среде и под водой». В середине 60-х годов Андрей Дмитриевич впервые обращается к проблеме преследования инакомыслия в СССР. В 1966 году состоялся печально знаменитый процесс над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, осуждёнными за публикацию своих произведений на Западе. 

Этот процесс считается началом правозащитного движения в СССР, именно тогда в обиходе появилось иностранное слово «диссидент». 

Не остался в стороне и Андрей Сахаров. Он подписал знаменитое «письмо 25-ти» — обращение видных учёных и общественных деятелей к Брежневу, в котором указывалось, что «любые попытки возродить сталинскую политику нетерпимости к инакомыслию были бы величайшим бедствием для советского народа». Власть после этого письма взяла Сахарова «на заметку». Одно дело — борьба за отмену ядерных испытаний, и совсем другое — обвинение режима в преследовании инакомыслия и защита такого нелюбимого советской властью понятия, как свобода слова. Однако «выводов» по отношению к строптивому академику не последовало. Они были сделаны позже… Летом 1968 года в иностранной печати появляется статья Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Необходимость демократизации советского общества, осуждение гонки ядерных вооружений, призыв к сближению двух супердержав, СССР и США, взаимопроникновению двух систем, социалистической и капиталистической, необходимого для решения глобальных проблем, — вот основные тезисы этой работы, изданной за рубежом тиражом более 20 миллионов экземпляров. Любой здравомыслящий человек будет двумя руками голосовать за эти призывы. Однако лидеры советского режима рассуждали иначе. 

В СССР «Размышления» официально не публиковались (но были хорошо известны благодаря распространению многочисленных «самиздатовских» копий). Последовали и «выводы», правда, пока достаточно мягкие. Сахаров к тому времени был настолько известной фигурой, что применить к нему жёсткие меры не решались. Он был отстранён от работ, связанных с военными секретами. Андрей Дмитриевич вернулся в ФИАН на должность старшего научного сотрудника — самую низкую должность, которую мог занимать академик. В 1969 году от рака умерла супруга Сахарова Клавдия Алексеевна. Андрей Дмитриевич тяжело переживал утрату любимого человека. Но несмотря на душевное опустошение, он и в такой тяжёлый момент своей жизни всё равно думал не только о себе. Все свои сбережения, 139 тысяч рублей, огромную по тем временам сумму, Сахаров перевёл на строительство московского онкологического центра.

 В 1970 году Андрей Сахаров вместе с физиками В. Чалидзе и А. Твердохлебовым организовал Комитет прав человека, главной задачей которого было отстаивание основных принципов Всеобщей декларации прав человека. В этом же году в Калуге, во время пикетирования здания суда, где проходил процесс над правозащитниками Р. Пименовым и Б. Вайлем, Андрей Дмитриевич познакомился с Еленой Георгиевной Боннэр, ставшей через два года его женой. «С 1972 года всё более усиливалось давление на меня и моих близких, — писал Андрей Дмитриевич в автобиографии, — кругом нарастали репрессии, я больше о них узнавал, и почти каждый день надо было выступать в защиту кого-то». В это же время в средствах массовой информации началась массированная и хорошо спланированная кампания по дискредитации опального академика. 

После того как Андрей Дмитриевич, несмотря на запрет со стороны властей, созвал пресс-конференцию для иностранных журналистов, в «Правде» появилось письмо, подписанное 40 членами Академии наук. Это письмо послужило сигналом к началу гонений на Сахарова и его соратников. Понятно, как писались такие письма, и наверняка коллеги Андрея Дмитриевича по Академии наук не горели желанием подписывать этот пасквиль. Но этим-то и отличался Сахаров от остальных — если он видел несправедливость, то не молчал, не носил её в себе, а всеми силами боролся с нею. В 1975 году Андрей Сахаров был удостоен Нобелевской премии мира за «бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми» и «мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства». Самого лауреата за границу не пустили, и премию получала Елена Боннэр, находившаяся в то время за рубежом на лечении. Признание роли Сахарова в защите прав человека в СССР действовало на советский режим как красная тряпка на быка. В 1980 году, когда Андрей Дмитриевич в интервью западным СМИ резко осудил ввод советских войск в Афганистан, он был лишён всех званий и государственных наград и сослан в Горький — город, закрытый в то время для иностранцев. Власть таким образом пыталась изолировать его от мира, однако письма и статьи Сахарова всё равно появлялись в иностранной печати. 

В Горьком Андрей Дмитриевич находился под круглосуточным наблюдением КГБ, его квартира прослушивалась, а каждый выход на улицу фиксировался на плёнку. Ссылка Сахарова и его супруги была прекращена только после прихода к власти Михаила Горбачёва. 14 декабря 1986 года между Генеральным секретарём ЦК КПСС и ссыльным академиком состоялся телефонный разговор. «Возвращайтесь и приступайте к своей патриотической деятельности», — сказал Горбачёв. Через неделю Андрей Сахаров и Елена Боннэр вернулись в Москву. 

В марте 1989 года Андрей Дмитриевич Сахаров был избран депутатом Первого съезда народных депутатов СССР. Он поначалу поддерживал Горбачёва в его стремлении к демократизации общества и сближению с Западом. Однако вскоре Сахаров понял, что новому руководителю не хватает смелости и желания проводить задуманные преобразования до конца. Окончательно учёный разуверился в Горбачёве в мае 1989 года после событий в Китае. Тогда армия жестоко разогнала студенческую демонстрацию на пекинской площади Тяньаньмэнь, и это происходило как раз во время официального визита Горбачёва в Китай. По неофициальным данным во время разгона погибло до 2 тысяч человек. Сахаров с трибуны Съезда требовал осудить действия китайских властей и отозвать советского посла из Китая. Часть демократически настроенных депутатов его поддерживала, однако другие, агрессивно настроенные, освистывали Сахарова и не давали ему говорить. Не встретила понимания позиция Андрея Дмитриевича и у высшего руководства страны. 

Несмотря на слабое здоровье, Сахаров продолжал напряжённо работать. Осенью 1989 года он был включён в состав комиссии по разработке проекта новой Конституции СССР. В ноябре Андрей Дмитриевич представил в комиссию проект основного закона, в котором отразил своё видение развития демократического общества в стране. Задачей государства он видел счастливую, полную смысла жизнь, свободу материальную и духовную, благосостояние, мир и безопасность для граждан страны, для всех людей на Земле, независимо от расы, национальности, пола, возраста и социального положения. До самого последнего дня своей жизни Андрей Сахаров отстаивал свои идеалы, он понимал, что проект его Конституции вызовет горячие споры и активное сопротивление людей, преследовавших его долгие годы и не желающих расставаться с властью.

 «Поддержите политический плюрализм и рыночную экономику. Поддержите людей, которые наконец нашли способ выразить свою волю!» — сказал он днём 14 декабря 1989 года своим соратникам. Вечером сердце Андрея Дмитриевича, измотанное долгой борьбой, остановилось. Проститься с Сахаровым пришли сотни тысяч человек. Эти люди, вне зависимости от их религиозных и политических пристрастий, понимали — ушёл из жизни не просто гениальный учёный и общественный деятель. Мир покинул человек, ставший нравственным авторитетом эпохи, её совестью и правдой…