Сигналом к началу нового этапа конфликта стало выступление в «Правде» 6 декабря 1959 г. бывшего профессора Ленинградской духовной академии, которого за глаза называли «златоустом»240, Александра Осипова. Он отошел от Православия и теперь с яростью неофита атеизма бросился обличать религию. По распространенной версии этого события, «в начале декабря работники КГБ приказали давно связанному с ними профессору Ленинградской духовной академии заявить о своем разрыве с Церковью и Богом»241. В этой схеме КГБ является инициатором события, а Осипов – послушной пешкой. Был тайным информатором. Когда властям понадобилось, приказали – отдал под козырек, заявил об отречении от Бога. Материалы архива самого Осипова рисуют другую картину… Загадка Осипова заключается в том, что он, отправляя властям враждебные записки о ситуации в РПЦ, был одним из лучших профессоров Ленинградской Духовной академии и Семинарии (ЛДАиС), самоотверженно трудился на ниве духовного образования, пользовался любовью учеников и способствовал таким образом успехам обличаемой им Церкви. А. Осипов стал священником в довоенной Эстонии, войну провел в эвакуации в СССР. Считается, что в это время он был завербован «органами». На него действительно был компромат – его жена эвакуировалась из Эстонии с немцами и исчезла на Западе. Но когда Осипов начал информировать власти и через какие каналы – точно неизвестно. Компромат на него мог всплыть позднее 1945 года. К тому же большинство священников были людьми, к которым власти прежде имели какие–то претензии, а после 1943 года готовы были многое прощать. Документально подтверждено, что в 1951 г. Осипов уже писал обличительные докладные, которые читали в Совете по делам РПЦ. Таким образом, Осипов установил тайный контакт с властями до 1951 г., наиболее вероятно – в период некоторого «похолодания» отношения государства к РПЦ в 1948–1953 гг. Но кем? Подразумевается – госбезопасностью. Но его доклад 1951 г. адресован уполномоченному по делам РПЦ по Ленинградской области, а сам Осипов в своем дневнике пишет о «партийных товарищах». Считается, что это он так конспирируется. Но от кого? Попади его дневник церковному начальству, написанного там в любом случае было бы достаточно: он обвиняет церковное начальство в подкупе чиновников, сравнивает его с гангстерской шайкой. В упрощенной схеме Осипов был завербован и работал, как провокатор Малиновский – делал вид, что верит в Бога, а на самом деле – выполнял, что приказано. Однако его докладная 1951 г. дышит не атеизмом, а обличением клира. При этом происходила эволюция взглядов самого Осипова. В своих воспоминаниях он пишет о богоборческих настроениях, возникших у него после катастрофы в ЛДАиС на Пасху 1947 г., когда рухнула лестница, где скопились верующие (кстати, никто все–таки не погиб). Известный аргумент – как Бог мог такое допустить! «А еще – Боженька!»242 Осипова смущал, а затем и возмущал догматизм церковной среды, игнорирование логических аргументов, презрение к доводам разума, подмена высот христианской философии примитивными магическими суевериями. Он вспоминает, как митрополит Григорий говорил профессорам ЛДАиС: «В Церкви много такого, что противоречит и истории, и логике, что противно даже основным догматам христианства… Но будьте осторожны, не разрушайте благочестивых легенд… Народ ими живет, и их разоблачение может привести к катастрофе»243. Характерно, что Осипов был специалистом по Ветхому завету, и представление о Боге в его воспоминаниях и дневнике – сначала ветхозаветное, с акцентом на всемогущество, грозное поддержание справедливости в мире. Сталкиваясь с несправедливостью, фанатизмом и консервативной самозамкнутостью Церкви, Осипов с негодованием критиковал сначала иерархов (что даже понятно и с точки зрения верующего человека), затем – саму систему отношений, сложившихся в Церкви (переходя таким образом на обновленческие, а затем и протестантские позиции). Но, не чувствуя присутствия Бога, а лишь зная о нем с детства, он – как ученый – принялся разбирать доказательства бытия Божия и рациональным образом обнаружил слабость ветхозаветной аргументации. Явления древней истории, казавшиеся свидетелям чудесами, имели и рациональное объяснение. Бог, отвечающий за все в этом мире, отвечал и за несправедливость. Или Он не добр, или не всемогущ, или… Его просто нет. Осипов проходил эволюцию, типичную для интеллектуала прошлых столетий, когда католическое и православное мировоззрение было господствующим, а антиклерикализм – инакомыслием и признаком гражданского мужества. Эволюция Осипова развивалась тогда, когда Церковь находилась под давлением безбожной власти. А он жил на острове, где принятые в миру взгляды были крайним инакомыслием. Свою роль сыграли и личные обстоятельства – снятие сана в связи с повторной женитьбой, смерть покровителя митрополита Григория. Но решающим оказалось не это. Осипов пытался привлекать студентов к культурной жизни СССР, водить их в кино, музеи и на академические мероприятия, обсуждать научно–популярные фильмы, пытался «соединить «два мира» — светский (то есть советский, атеистический) и религиозный (то есть идеологически оппозиционный коммунистическому)»244, но в 1951 г. подобная деятельность вызвала резкую отповедь Патриарха. В воспоминаниях Осипова, написанных на смертном одре, есть характерное замечание об этом заявлении Патриарха: «Я даже не представлял себе, как настороженно на это смотрит Патриархия, и только яростное выступление Патриарха в 1951 г. к учащимся дух[овных] школ, ставшее на некотор[ое] время почти прокламацией душеспасения, показало мне, что врагом моим в этих мероприятиях я имел патриархию, а не Соввласть»245. Вспомним, как партийные ортодоксы критиковали председателя Совета по делам РПЦ Карпова за стремление преодолеть замкнутость атмосферы духовных учебных заведений. Интересы ортодоксов двух лагерей совпадали – Церковь должна оставаться замкнутым заповедником. В своем секретном докладе властям А. Осипов в 1951 г. писал, что костяк церковного руководства составляет группа иерархов, «большей частью побывавших в заключении… внешне подчеркнуто лояльных, но внутренне старых монархических традиций», которые с недоверием относятся к бывшим обновленцам и с симпатией к священникам, вернувшимся из эмиграции246. «Старые кадры» РПЦ считали обновленцев агентами госбезопасности. Но Обновленчество было куда более сложным явлением, чем затея коммунистов и спецслужб – и появились обновленческие течения в Церкви раньше революции. Обновленцы стремились к русской реформации, и решили, что советская власть – их союзник в этом деле. В сотрудничестве с властями (далеко не только госбезопасностью) они не видели ничего дурного, как раньше РПЦ сотрудничала с охранными структурами Российской империи. Но у обновленцев была своя миссия, которая в 20–е гг. увлекла и многих будущих иерархов РПЦ – включая и будущего Патриарха Сергия: сделать Церковь более современной, более демократичной. Среди обновленцев, вернувшихся в лоно РПЦ после 1943 г. и сохранивших в РПЦ высокие посты, были и люди, критически относящиеся к Хрущеву и его политике притеснений Церкви (например, архиепископ Сергий (Ларин))247. Осипов по своим взглядам был близок обновленчеству, но не удержался на этой позиции и двинулся к атеизму. В 50–е гг. Осипов с увлечением осваивает атеистическую информацию, которая в миру уже давно стала скучной банальностью. Перестав верить в Бога, Осипов уже с трудом переносил церковную среду, где все ему опостылело. Дневник Осипова за 1959 г. подробно фиксирует его подготовку к разрыву с Церковью. Инициатива самого Осипова в этом вопросе несомненна – он не собирался просто разорвать с Церковью, он готовил для этого концептуальную работу – «Толковую Библию», плод 25–летних размышлений, над которой работал с наслаждением248. Осипов увлекся марксистской философией. Любопытно, что никакого «задания КГБ» в тайне подготовить этот труд Осипову не давали – она так и не увидела свет (хотя, конечно, использовалась Осиповым при написании его следующих атеистических работ). Срок разрыва определялся не заданием КГБ или каких–то других органов, а «дозреванием» самого Осипова, написанием его потаенной книги. И лишь когда он был готов, то летом 1959 г. предложил «партийным товарищам» устроить кампанию. Они стали согласовывать эту инициативу наверху, но в сентябре выяснилось, что ученым атеистам труд Осипова не понравился. Но он уже не мог больше терпеть, и готов был просто уйти, хлопнув дверью – без признания его научного уровня, с многократным понижением зарплаты (государство трудоустроило Осипова на оклад 150 рублей – в пять раз меньше того, что у него было в ЛДАиС). Не приняли книгу – готов написать хоть статью. Сроки выступления Осипова определялись не волей КГБ, а механизмом согласования инициативы профессора в партийных органах. Судя по реакции сотрудников Совета по делам РПЦ, они заранее не знали, что готовится такая акция. Учитывая борьбу внутри Совета, где продолжали действовать и симпатизирующие РПЦ сторонники Карпова, это было даже понятно. Но кто готовил пиар–кампанию Осипова? Его биограф С.Л. Фирсов сомневается, что акцию Осипова готовило КГБ, более заинтересованное в получении информации, чем в пиар–эффекте249. И дневники Осипова, и дальнейшие события указывают на отдел пропаганды и агитации как ключевую инстанцию, готовившую акцию и организовавшую Осипову информационную поддержку. Наконец, к декабрю Осипов получил «добро», и 2 декабря сообщил ректору Академии об уходе «из Ленинградских духовных школ, из Православной Церкви, из христианства, из религии вообще»250. Таким образом, Осипов по собственной инициативе спровоцировал новый виток конфликта опостылевшей ему Церкви и государства. Разумеется, даже такой неприятный сюрприз, как переход в атеизм одного из профессоров, может быть даже лучшего, не мог сокрушить Церковь. Но он создал впечатление начала нового наступления. Власти получили два козыря: возможность развернуть новую агитационную кампанию и в то же время – экспертную поддержку «инсайдера» при разработке церковной реформы. 6 декабря бывший протоиерей и профессор Духовной академии сообщил граду и миру через газету «Правда», что «я ушел из мира, который теперь понимаю как мир иллюзий, отхода от реальности, а часто и сознательного обмана во имя обогащения»251. Бывшие коллеги подготовили ответ, перечислив низкие моральные качества Осипова, включая «сребролюбие» (если он действительно был известен как моральный урод, непонятно, почему к нему не было претензий до ухода): «Осипов сам оказался в положении крысы, которой почудилось, что корабль Церковный может потонуть»252. Но Патриархия решила не втягиваться в полемику на таком уровне, и 30 декабря опубликовала только решение об отлучении Осипова и других ренегатов от Церкви. Бывший протоиерей, а теперь лектор–атеист отправился в турне по стране. Впрочем, по мнению авторитетного старца Никона (Воробьева), «он и сам не оправдался, и религии не повредил, а показал, что Господь обнаруживает в свое время скрытых Иуд и выкидывает их из Церкви»253. На отпадение Осипова верующие отреагировали по–человечески: одни с гневом, другие с печалью. Одни обличали, а после смерти – плевали на могилу, другие пытались усовестить и спасти заблудшую душу, годами переписывались с проповедником атеизма. Последние годы жизни А. Осипов счастливо трудился на ниве общества «Знание», много писал (опубликовал 35 книг и брошюр, несколько сот статей), ездил по стране и был счастлив, избавившись от двоемыслия. Он стал кандидатом философских наук (но защищался не в Москве, где его по–прежнему не признавали ученые–атеисты, а в Киеве), членом редколлегии журнала «Наука и религия», членом Союза журналистов. Теперь инакомыслящий наоборот вызвал интерес «наверху». 9 декабря кандидат в члены президиума ЦК КПСС и секретарь ЦК П. Поспелов запросил соображения Осипова о постановке антирелигиозной работы254. Одновременно с аналогичной просьбой к Осипову обратился КГБ. Эту просьбу Осипов выполнил в первоочередном порядке, а агитпроп ЦК получил копию. Несмотря на то, что Осипов не стесняется в выражениях по поводу Церкви, он своим докладом подтвердил – разрушить Церковь в короткие сроки практически невозможно. «В общем, можно сказать, что если бы развал Церкви зависел от ее управления – Церкви, как единого целого, уже не существовало бы. Но все дело в том, что не Церковь существует благодаря своему управлению, а управление ею может существовать, несмотря на все мерзости, которые в нем творятся, благодаря жизненности и жизненной энергии верующих народных масс, прощающих «пастырям господним» любые преступления, только бы была возможность посещать храмы и совершать в них традиционные церковные обряды…»255Это авторитетное мнение, хотя и выраженное в тенденциозно–оскорбительной форме, еще раз подтверждало – Церковь опирается на массы. Осипов и после разрыва с Церковью сохранял симпатии к реформизму и пытался привить его властям: «Архиереев стараются выдвигать из самых православных по духу, не склонных к реформаторской деятельности и самостоятельным решениям лиц. Главной добродетелью архиерея является умение пышно и эффектно служить, проповедь для архиерея не так важна – можно назначать для нее очередного речистого попа»256. Ниже мы увидим, что мысль Осипова подтвердил и митрополит Николай. Но Осипов видит причину пренебрежения к проповеди в настроениях Патриархии и клира, Николай – в позиции властей. Здесь совпали интересы охранителей как в Церкви, так и в КПСС. Для церковного актива «антирелигиозная пропаганда – ноль! Науку здесь не признают никакую, кроме богословской, власть ненавидят любую, кроме церковной, авторитет признают только тот, который дает «благодать рукоположения», магии и древних пережитков колдовства в церкви не замечают, поскольку пользуются ими как самыми ценными «благодатными» средствами церковного арсенала»257. «Слово здесь часто пасует перед кажущейся действительностью и «предметной реальностью» обряда»258. Поэтому популярного епископа «по влиянию, никакими серьезными атеистическими лекциями не перебьешь»259. Осипов еще надеется подвигнуть власти на поддержку реформизма в Церкви, хотя и сам признает, что это не очень перспективно: «В одном Патриарх, пожалуй, прав – из такого епископата нового раскола или обновленчества не получится, так как для этого нынешние архиереи слишком тупы, отстали и слишком ценят доходность, угодничество, обожание, которые их окружают в их епархиях»260. Что же, если епископы расслабились, хрущевские притеснения взбодрили их. Но власть менее всего собиралась провоцировать новое обновленчество. Церковь должна была сидеть в патриархальном заповеднике, а не идти в ногу со временем. Если бы Осипов жил в эпоху идейного господства Церкви, он бы вошел в историю как гуманист и борец за свободу мысли. Но его жизненная драма развернулась в других обстоятельствам, и он стал человеком, открывшим врата новому притеснению свободы духа.
Главная