Сравнив громадность великой Персидской монархии с незначительностью Греции, можно ожидать победы Персии в предстоящей войне. Но в громадной массе персидского управления было много неповоротливости и много причин внутреннего разложения. Несмотря на введенный Дарием в обширном государстве порядок, несмотря на возможно лучшую централизацию управления с помощью быстрого сообщения между царским двором и столицами сатрапов, несмотря на воспитание способных военачальников и должностных лиц и на развитие сухопутных и водных путей, Персидская монархия страдала двумя разъедающими недугами. Один из них заключался в громадном различии между соединенными под одной властью народами, и можно было в любое время ожидать, что они, вспомнив о своей национальности, воспользуются минутной слабостью государства и восстанут. Другой недуг заключался в дворцовом управлении — в господстве женщин при царском дворе, которое имело пагубное, расслабляющее влияние на преемников Дария. Персия и Греция настолько были несхожи между собой, насколько несходны Азия и Европа в самых существенных своих основаниях. Греция ушла далеко вперед в духовном и умственном отношении, и весьма понятно, почему кажущееся подавляющее превосходство Персии нашло такой противовес в мощи быстро развивающегося греческого гения. «В Персии все рабы, — говорил фессалиец Ясон, — за исключением одного». «Для вас, греки, — говорил перс Артабан Фемистоклу, — всего важнее свобода и равенство». В Персидской монархии во главе управляемых народов стоял один господствующий народ, а правительство и подданных соединяла не внутренняя, происходящая из равенства национальностей, связь, а лишь вынужденное внешнею силою повиновение. В Греции же при однородности народа и правители, и народ находились в более тесной связи, благодаря живому стремлению к основанному на свободе и равенстве образу правления. Признавалась одна власть, проистекавшая из умственного и нравственного превосходства, а повиновение основывалось на уважении к закону. Поэтому воодушевление и любовь к родине, заставлявшие каждого гражданина в Греции считать себя орудием государства, одушевляли каждое отдельное лицо. Слава государства и забота о свободном развитии духовных сил всего народа наполняли сердца греков, в то время как в Персии подвластные народы не могли воодушевляться славой господствующего народа, и этот народ старался извлекать пользу лишь для себя. Поэтому здесь главным и отличительным признаком властителей являлась доведенная до крайних пределов роскошь. В Греции же или противились всеми нравственными силами расслабляющим наслаждениям, или облагораживали их искусством и красотой. Стремление к свободе и самостоятельности выражалось также и в том, что маленькая Греция разделялась на значительное число отдельных государств. Мы видим миролюбивую Ахайю с ее союзом городов рядом с могущественной, но раздираемой противоречиями Фессалией, дикую и суровую Этолию рядом с блистающим древними поэтическими преданиями Аргосом, Аркадию с ее первобытной пастушеской жизнью рядом с богатым, ведущим обширную торговлю Коринфом. Менее восприимчивая к духовному развитию Беотия существует рядом с незначительной по площади, но выдающейся своим умственным развитием Аттикой; воинственная и честолюбивая Спарта и рядом с ней почитающая священный мир Элида. Нередко это племенное различие вело к жесточайшим столкновениям, но все это не могло задерживать надолго развития греческого духа. Выше было сказано о стремлении отдельных греческих государств стать руководящими пунктами этих разнородных элементов, другими словами — достигнуть гегемонии. Мы уже проследили, как Спарта распространила свою власть и могущество не только на Пелопоннес, но и за его пределами. Осторожный спартанский дух, хотя и не дерзал проникать в будущее, но зато здраво понимал настоящее положение дел. Государственное устройство в Спарте связывало всех граждан суровостью строгого повиновения; воинское воспитание создало мужественную пехоту, к тому же спартанцы принадлежали к далеко распространившемуся дорийскому племени. Все это способствовало тому, что большинство греков готовы были признать за этим государством гегемонию в предстоящей войне с персами. Но к этому времени на первое место начинают выдвигаться Афины. Введенные в них Солоном учреждения уже указывали на то противодействие, которое они намеревались оказать Спарте. Более подвижные в своей внутренней жизни афиняне были способны к созданию новых форм жизни. Они вступили в торговые и культурные отношения с отдаленными странами и выказывали живую восприимчивость к красоте и искусству. Афины в это время находились под единодержавною властью Писистрата. Он настолько утвердил эту власть, что после его смерти в 527 году она без всякого с чьей‑либо стороны сопротивления перешла к его старшему сыну Гиппию, который взял себе в соправители брата Гиппарха. Гиппий не имел обходительности и кротости своего отца, но так же, как и он, заботился об украшении города и покровительствовал поэзии, в чем ему содействовал и Гиппарх. В Афины были приглашены два знаменитых поэта того времени — Анакреонт с острова Теоса и Симонид, уроженец острова Кеоса. Гиппарх был убит Гармодием и Аристогитоном за то, что нанес им оскорбление на празднестве Панафиней. Гармодий тотчас был заколот стражей; Аристогитон бежал, но был схвачен и тоже предан смерти. С этого времени правление Гиппия сделалось суровым и жестоким. Гиппий, побуждаемый недоверчивостью, старался уничтожить страх страхом. Множество заподозренных им граждан было предано смерти, а имущество их отобрано. Доверяясь только чужеземным наемникам, он, чтобы уплачивать им жалование, производил жесточайшие грабительства. Многие благородные граждане бежали из Афин и соединились с Алкмеонидами, которые принадлежали к знатнейшим и богатейшим фамилиям и жили вне Афин, но рассчитывали вернуться в этот город и отомстить Писистратидам. Проживая вблизи Дельф, Алкмеониды расположили оракула его в свою пользу. Они приняли на себя за известную сумму постройку храма, уничтоженного пожаром. Храм они выстроили с большой роскошью и красотой и после этого не переставали одаривать его многочисленными приношениями и денежными взносами. Алкмеониды хотели после смерти Гиппарха возвратиться в Афины, и для того, чтобы силы их и прочих изгнанников были достаточными, оракул оказал им свое содействие. Когда к оракулу обращались спартанцы, пифия убеждала их освободить Афины. Спартанцы послушались веления божества и послали войско в Аттику. Гиппий призвал на помощь фессалийцев и некоторое время мог сопротивляться. Но спартанцы прислали сильное подкрепление под начальством своего царя Клеомена I, войско Гиппия было разбито при Палленах, фессалийцы ушли к себе, а Писистратиды были заперты в Акрополе. После того, как дети Гиппия попали в руки неприятеля, он заключил с афинянами договор, по которому обязался покинуть Афины и Аттику при условии возвращения ему детей. Дети были возвращены, и он отправился в Сикион к сводному брату Хегесистрату, надеясь вновь захватить власть в Афинах с помощью персов, так как его зять Гиппоклес, владетель Лампсака, находился в большой милости у Дария. Благодаря этому перевороту, фамилия Писистратидов была свергнута, а Алкмеониды снова очутились во главе управления. Одним из политических деятелей рода Алкмеонидов был Клисфен, человек, который стоял выше сословных предрассудков и полагал, что величие Афин может быть достигнуто не установлением новой тирании, а полнейшим и совершенным уравнением в правах всех граждан. С этой целью он уничтожил существовавшие с древнейших времен четыре класса (филы), которые предоставляли власть родовой и денежной аристократии. Клисфен разделил область Аттики согласно ее географическому положению на десять фил (округов) с десятью демами (общинами) в каждой; к филам были присоединены иностранцы и матеки (поселившиеся навсегда иностранцы). Этим была уничтожена в государстве власть родовой аристократии. Сделавшийся таким образом хозяином собственных судеб народ решал свои дела в народных собраниях, регулярно собиравшихся десять раз в год. Число членов совета было увеличено до пятисот, и в нем также утвердился демократический элемент. Чтобы уничтожить возможность возврата к тирании, Клисфен ввел право изгнания, так называемый остракизм, когда при голосовании имя того, кто должен был отправиться в изгнание, голосовавшие выцарапывали на черепке (остракон). По этому закону Гражданин, занимавший угрожающее положение в отношении демократического равенства и свободы, мог быть изгнан из отечества на десять, а впоследствии на пять лет, если за такое постановление высказывалось шесть тысяч голосов. Во главе аристократической партии в это время стоял Исагор, который желал вернуть власть аристократов. Он призвал на помощь спартанцев, которые не пропустили случая вмешаться во внутренние дела афинян. По предложению Исагора, сначала спартанцы послали в Афины вестника, который должен был на площади потребовать изгнания Клисфена за то, что он был осквернен убийством Килона, которое совершили его предки. Клисфен покинул город, после чего спартанский царь Клеомен с небольшим отрядом вступил в Афины, чтобы устроить там все по желанию Исагора. Он изгнал семьсот семейств, распустил совет пятисот и хотел учредить новый из трехсот человек, исключительно приверженцев Исагора. Но народ не остался равнодушен к этим событиям и, возбужденный советом пятисот, взялся за оружие. Спартанцы были заперты в крепости, и из‑за недостатка съестных припасов уже на третий день просили отпустить их с миром. Это было им разрешено, и вместе с ними покинул Аттику и Исагор. Клисфер и остальные изгнанники возвратились, и новая реформа была приведена в исполнение. Но так как можно было опасаться возвращения спартанцев, то афиняне решили искать союза с персами. Сатрап в Сардах принял послов во главе с Клисфеном и обещал им помочь, если они согласятся дать царю земли и воды (знак покорности). Ввиду большой опасности для своего отечества послы изъявили на то свое согласие, но договор этот был отвергнут афинянами, а Клисфер после возвращения стал первой жертвой остракизма. и был изгнан из Афин. Персидская помощь явилась слишком поздно. Клеомен, полный гнева за испытанное оскорбление, уже собрал со всего Пелопоннеса многочисленное войско и даже склонил беотийцев и город Халкиду на Эвбее вступить с ним в союз, чтобы содействовать возвращению Исагора в качестве тирана в Афины. Таким образом, в 506 году Аттика одновременно с двух сторон подверглась нападению и погибла бы, если бы неприятельское войско не было составлено из союзников. Это спасло Афины. Коринфяне, считая предпринятое дело несправедливым, а также сильно опасаясь перевеса Спарты в случае порабощения Афин, неожиданно ушли домой; оба спартанских царя, Клеомен и Демарат, поссорились между собой, после чего Демарат удалился в Спарту. Клеомен, чувствуя себя слишком слабым, вынужден был последовать за ним. Остались одни беотийцы и халкидяне, которых афиняне без особого труда прогнали. Город Халкида попал в руки победителей и получил демократическое устройство. По поводу этих, событий Геродот написал: «Так доказало свое превосходство гражданское равенство. Ибо пока властвовали тираны, афиняне не могли преодолеть на войне ни одного неприятеля; сделавшись же свободными, они выказали достаточно рвения и мужества в достижении такой цели». Такое развитие молодого государства устрашило спартанцев. По преданию, Клеомен нашел в афинской крепости пророчество, предвещавшее много бед спартанцам в будущем со стороны Афин. И соображая, что, если афинский народ останется свободным, то возьмет над ними перевес, а будучи в рабстве, ослабеет и будет охотно повиноваться, спартанцы решили вызвать из Малой Азии Гиппия и с помощью союзников восстановить его власть в Афинах. Свое предложение Спарта представила на усмотрение союзников. В собрании союзников против этого предложения выступил коринфянин Сосикл, который доказывал, что спартанцам по меньшей мере неприлично уничтожать свободу в тех городах, где она существует и вводить в них рабство. Он так живо изобразил деспотизм тиранов, властвовавших в прежние времена в Коринфе, что никто не согласился поддержать Спарту, и Гиппий должен был удалиться. Тогда Гиппий возложил все свои надежды на персов и старался всеми силами побудить Артаферна, бывшего сатрапом в Сардах, покорить афинян. Артаферн с угрозами послал повеление афинянам принять к себе Гиппия. Но афиняне смело отвергли такое предложение и решили скорее вступить с персами в открытую войну. Таким образом, мы видим, что и со стороны персов, и со стороны греков все было подготовлено к войне и недоставало только повода для того, чтобы она вспыхнула.
Главная